– Я знаю, кто ты, – сказал Ромар. – Не так много людей настолько сильны, чтобы повторить всё то, что делаешь ты. И я знаю теперь, почему род не просто разбит в бою, но и прежде несокрушимый нефрит раскололся на части. Скажи мне одно – это тяжело: смотреть в глаза родичам, ждущим твоей помощи, и знать, что их надежды напрасны, что ты уже принёс их в жертву чему‑то высшему, что сумел углядеть своими слепыми глазами в сплетении магических сил?
– Да, Ромар, это очень страшно.
Сияющим простором открывался перед ним мир духов, видно в нём было во все края, но нигде не увидать было надежды. И ничего не мог изменить шаман, былинки не мог сдвинуть, ибо сила его была в том, чтобы знать, но не мочь, а такая сила – бесплодна.
Без малого за год оставленные без присмотра дома пришли в упадок, хотя ни один ещё не обвалился. С чего им рушиться в такую сушь? Внутри всё было разорено, переломано. Укрытые запасы диатриты сумели раскопать и стравить за долгую зиму. Унике ничего найти не удалось. К тому же все дома были страшно загажены. Засохший кал валялся на полу, в очагах, на постелях. Удивительно, почему дикарь всё, что не может понять, стремится превратить в отхожее место?
Уника пела погребальную песню себе самой. То был свадебный напев, который ей никогда не споют. Песня о радости, которая ей не досталась.
Уже над самой головой пронёсся хищный смерч, ударил в лицо воздухом, взвихрил волосы. Уника не смотрела. Когда её убьют, она это и так узнает. Уника пела погребальную песню о счастье жить на родном берегу среди родных людей, о великом чуде – знать, что ты не одинок, что предки берегут тебя из давнего прошлого, а в грядущем ждут потомки. Уника пела колыбельную нерождённому сыну.
– Ей можно видеть? – молчаливо спросил колдун, указав глазами на Унику.
– Ей можно, хотя она тоже ещё очень молода. Её слишком многое тянет к внешнему. Будет ли толк?
– Молодость имеет обыкновение проходить. Пусть посмотрит.
Вдруг вспомнились слова Ромара: «Мы всё сделали, что могли. Тебе осталось делать невозможное». Тогда учитель ещё сказал, что она больше не человек, она рука, которая должна нанести удар чудовищу. Кто знает, может быть так и должно быть? Ромар подошёл к врагу на расстояние вытянутой руки, и подходить ближе не требуется. Дальше двинется рука с зажатым ножом. Знал бы кто‑нибудь, как страшно быть просто рукой!..
Всякий знает – повелители стихий живут на краю земли, в местах диких и безлюдных. Но редко кто догадывается, что на деле всё обстоит наоборот. Край земли приходит туда, где поселяется чуждая миру сила. Приходит повелитель – и воцаряется безлюдье, бесптичье, бестравье. И никто уже не помнит, что прежде округа могла быть благодатным краем, кормившим всякого, поселившегося здесь.
Я так привыкла жить каждым из своих мужчин, что по своей преданности и собачьей верности, могла бы стать нуарной подружкой Чикагского мафиози. Жить полностью поглощённой одержимостью, поглощённой своим мужчиной это романтично, это очень чувственно, и как же будем больно потом. Потом, когда отношения дойдут до своей точки кипения, и терпеть друг друга станет невыносимо, ибо после хорошего секса начинается быт, за которым нет прочного взаимопониманием. Потом, когда он говорит тебе, что женат, а ты, как брошенный щенок остаешься сидеть на пустой улице под раскаты грома и этот чертов дождь. Потом, когда он тебя просто предает…предает, потому что стала не нужна. Предает, потому что это удобно для него. Предает, потому что врал, и никогда не любил тебя, глупую девочку с самым роскошным телом, что было в его постели.
Cлайд с цитатой