Все мы весьма приятны и дружелюбны, но у каждого есть чудовищная сторона, не так ли?
... дух человеческий зачастую принимает решения, причины которых ему самому непонятны, хоть и предполагает, что сделал это, пролетев по путям разума столь стремительно, что потом уж не в силах не только узнать их, но и вновь на них вернуться.
Каждая страна, как и человек, доставляет неудобства другим, одним фактом своего существования.
В ней есть элегантность ежика: снаружи сплошные колючки, не подступиться, но внутри... что-то подсказывает мне, что внутри ее отличает та же изысканная простота, какая присуща ежикам, зверькам апатичным — но только с виду, никого к себе не подпускающим и очень-очень славным.
Я видел много друзей, но ценнее друга, чем хранение языка, не видел. Я видел много одежды, но ценнее одежды, чем благочестие, не видел. Я видел много богатств, но ценее богатства, чем довольство, не видел. Я видел много добра, но ценнее добра, чем назидание, не видел. Я видел много еды, но вкуснее еды, чем терпение, не видел.
Одиночество духа гораздо страшнее одиночества тела, которое можно насытить каким-то эрзацем, тогда как душа признает только подлинник.
Так люди присваивают тех, кого любят — дают им особенное имя. Хотят сделать их своей собственностью.
Я рассматривала людей, проходивших внизу. У каждого из них своя история, и она — часть еще чьей-нибудь истории. Насколько я поняла, люди не были отдельными, не походили на острова. Как можно быть островом, если история твоей жизни настолько тесно примыкает к другим жизням?
Cлайд с цитатой