Разговор… был сочувственным, зато молчание источало осуждение.
Мы движемся от рождения к смерти в толпе людей, и шествие это зовется любовью. Она боялась отстать. Поэтому не переставала флиртовать…
Разговор… был сочувственным, зато молчание источало осуждение.
Мы движемся от рождения к смерти в толпе людей, и шествие это зовется любовью. Она боялась отстать. Поэтому не переставала флиртовать…
То, что женщина некоторое время ничего не говорит, обозначает, как правило, одно — она злится. Скорее всего, на мужчину, который рядом.
Любая фамилия звучит странно, пока к ней не привыкнешь. Как вам Шекспир, Черчилль? А Пиллсбери?
Семь лет — это много, особенно если считать в месячных или в неделях, отмеченных унизительным применением противозачаточных средств, портящим всякую радость…
Наступила неловкая пауза. Неловкая, неправильная и тягостная. Пауза, когда людям нечего друг другу сказать. Или же, наоборот, хочется сказать много, но не можешь себе этого позволить. Просто потому, что не знаешь, нужно ли все это. А вдруг это важно только для тебя? Ведь нет ничего хуже, чем навязывать кому-то свое общество, свое мнение, свои переживания.
Здесь так мало тех, с кем легко говорить,
И еще меньше тех, с кем не страшно молчать.
От долгого молчания, пожалуй, свихнуться можно. Она всегда говорила своим дочкам: «Если вам плохо, ищите себе собеседника».
Жизнь похожа на марафон, который можно пробежать в любом стиле, лишь бы ты отмечался в назначенных пунктах.