Какая-то мелочь в детстве у Гитлера
Стала причиной войны мировой.
Помните, люди, об этом, воспитывая
Деток своих, ведя к жизни иной.
Какая-то мелочь в детстве у Гитлера
Стала причиной войны мировой.
Помните, люди, об этом, воспитывая
Деток своих, ведя к жизни иной.
Вместо того чтобы наблюдать, чтобы видеть и понимать, берётся первый пришедший в голову пример «удачного ребёнка» и перед собственным ребёнком ставится требование: вот образец, на который ты должен равняться.
Он думал о Зосе. Размышлял о том, требует ли воинская дисциплина, чтобы он спрашивал у партизан разрешения жениться на ней. Вероятно, они посмеялись бы над ним и сказали, что он слишком молод. Похоже, он слишком молод для всего, помимо голода, холода и пуль.
У меня даже создается впечатление, что как нужно воспитывать детей, знают все, кроме их родителей. Кто-то сказал, что педагогика — это наука о том, как воспитывать чужих детей.
Взгляните ночью,
невзначай взгляните ночью —
спят дети так,
что становится невозможной война.
Руками обхватив
трусливых зайцев, храбрых мишек
иль край подушки обхватив,—
разметавшись,
в самых невероятных позах спят
дети.
Так доверчиво
спят дети,
что становится невозможной
война.
Любая война.
И поэтому
ещё страшней
её возможность.
Часто за безобидными речами скрывается немыслимая жестокость — вот ребенок в рекламе откусывает голову своему другу медведю, воспринимая его сладким десертом после приятной беседы с ним же, а вот детишки привыкают к мысли, что труп елочки на детском утреннике гораздо лучше, чем живая ель, крепко держащаяся корнями за землю в лесу.
У тех, кто родительской любви не знал, язык любви формируется тоже. Но он не совсем правильный. Они – словно неграмотные дети со скудным запасом слов.
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо…
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!