Игорь Миронович Губерман

Другие цитаты по теме

– Пап, всякий человек отлит по лекалам своей эпохи. Поэтому с наступлением новой эпохи он теряется, чувствует свою ненужность – как в эпоху цифровой связи чувствует свою ненужность дисковый телефон или в эпоху компьютеров – пишущая машинка.

– То есть я дисковый телефон? Пишущая машинка? Старый хлам, одним словом?.. Нет, нет – не возражай. Сравнение в точку. Думаю, если бы я был тобой, а ты – моим отцом, у нас сейчас происходил бы точно такой же разговор. Это не мы разные. Это разнятся эпохи, которые нас сформировали.

— Дорогой, я поговорила с нашей дочерью о любви и сексе. Ей ведь уже 15!

— И что, дорогая?

— Я уже сгораю от нетерпения попробовать всё то, что она мне рассказала...

Когда старшее поколение говорит, что нынешнее поколение ужасно, это значит только то, что старшее поколение не состоялось как родители и воспитатели.

Его поколение заботилось о своих детях, родители рано возвращались домой, и если у них был собственный дом и они могли провести две недели отпуска вместе с детьми, они уже считали себя счастливыми.

Но моё поколение выросло, поставив на первое место в списке необходимых приобретений кусок личного, индивидуального счастья.

Именно поэтому мы трахаемся на стороне, маемся дурью и гадим на всём своём жизненном пути с такой настораживающей регулярностью.

Мое поколение жаждет красивой жизни. С чего бы нашим детям быть другими? А мой отец довольно рано усвоил, что красивая жизнь никому не проходит даром.

Никто и не говорил, что быть родителем легко. И чем старше становятся твои дети, тем родительская ноша тяжелее. Спасает только то, что с годами мы сами мудрее становимся и всё-таки решения принимать проще.

Я думаю, что Бог жесток, но точен,

и в судьбах даже самых чрезвычайных

количество заслуженных пощёчин

не меньше, чем количество случайных.

Если б еще бабы не рожали —

Полный наступил бы перекур:

Так уже бедняжки возмужали,

Что под юбку лезут к мужику.

Я говорил, что она умерла в моих объятиях? Я наблюдал, как она сделала последний вдох. Я не представлял, как жизнь могла уйти из неё, если накануне я нянчил её на коленях.

Где лгут и себе и друг другу,

и память не служит уму,

история ходит по кругу

из крови — по грязи — во тьму.

— Вы что, не в Париже?

— Ты не знал? Хотя, откуда тебе знать, раз ты не звонил. Ты зачем звонишь?

— Чтобы узнать, как вы.

— Нет, почему мне? А я тебе скажу, почему. Потому, что кишка тонка позвонить маме. И потому, что ты знаешь, что Лея тебя с грязью смешает.

— Вовсе нет.

— Ты решил, что со мной будет легче.

— Адриен, дело не в этом.

— В чем же тогда?

— Мне вас не хватает.

— И тебе не стыдно?

— Это ничего не изменит.

— Да, верно.

— Пока ты меня ненавидишь, но потом...

— Что потом? Хочешь сказать, привыкнем? Как в Сирии привыкли к бомбам? А в Африке, к СПИДу? Да, почему бы и нам не привыкнуть? Почему? Тебе нечего сказать? Ну пока!