Быть свидетелем увядания непросто.
— У тебя есть работа. У тебя есть я. Ты жив!
— Я повторял себе это множество раз. Так часто, что из этих слов выветрился весь смысл.
Быть свидетелем увядания непросто.
— У тебя есть работа. У тебя есть я. Ты жив!
— Я повторял себе это множество раз. Так часто, что из этих слов выветрился весь смысл.
Легче было понять, чем объяснить, как я это узнал. Если бы тебя попросили доказать, что два и два четыре, у тебя возникли некоторые трудности. Хотя ты точно знаешь, что это правда.
Развитие соцсетей породило поколение нарциссов, желающих выставить личное фото на публичное обозрение.
— Ты привыкла помогать людям, которые хотят помочь сами себе. Он другой. Он не хочет помогать себе, а лишь причинять вред другим. Я уверен, что, в конце концов, он навредит и тебе.
— Ты так говоришь будто он безнадёжен, а некоторые называли безнадёжным тебя.
— Возможно, так и есть. Я работаю так усердно, потому что боюсь потерять не только себя, но и тебя. Думаешь, Шинвэл стоит подобных усилий?
— Ну конечно, ты считаешь брак замысловатым обманом.
— Можно описать иначе. Неестественное соглашение, вынуждающее стороны следовать нездоровой моногамии. Нарастающие мелкие ссоры и досадные компромиссы, которые подобно китайской водяной пытке медленно превращают стороны в унылые невротические версии самих себя.
— Я не могла больше смотреть, как мой любимый человек старится, — сказала она. — Теряет форму, привлекательность, ясность ума… Когда-нибудь он стал бы кваzи… но вот таким… старым и нелепым… — Она презрительно посмотрела на Михаила. — В то время как настоящая, полноценная, высшая жизнь — рядом. Надо лишь умереть, пройти неприятный этап… и воскреснуть. Вечно молодым.
— Вечно мёртвым, — шёпотом сказал я.
— Вечно молодым, – повторила Виктория и замолчала.
— «Любимых убивают все, — сказал Михаил и рывком поднял Викторию со ступенек. — Но не кричат о том. Трус поцелуем похитрей. Смельчак — простым ножом».
— Стихи пишете? — поинтересовалась Виктория.
— Это Оскар Уайльд, дура дохлая, — сказал я. Покосился на Михаила. — И дело не в том, что дохлая, а в том, что дура.
Нет, положительно, старость — такая болезнь, которая неожиданно приходит и так же неожиданно забывается: сначала ты эту болезнь остро осознаешь, а потом, видимо, не то чтобы привыкаешь, но перестаешь считать болезнью. Это, мол, жизнь, а жизнь не болезнь, хотя и заканчивается всегда летальным исходом…
Как отвратительно стареть
Так невпопад, так неумело,
И, сгорбившись, у печки греть
Своё слабеющее тело.
И всё же верить и любить,
Как будто молодость всё длится,
И ничего не позабыть,
И ничему не научиться.