Я знаю, есть люди, которые так же сходят с ума по книгам, как мой отец по маркам. Например, моя сестрица Даффи может нудеть о форзацах, выходных данных и первых изданиях не то что до тех пор, когда ад заледенеет, но и когда он снова разморозится.
Я не нуждаюсь в услугах Флавии Де Люс по устройству моей социальной жизни, — отрезала Фели. — Мне не нужен секретарь, но если когда-нибудь я почувствую необходимость — когда-нибудь, в очень, очень отдаленном будущем, я дам тебе шанс провалиться.
«Не застуди почки, — талдычит она. — Холодные почки — это смерть, и я имею в виду не те, что подают к обеду».
Я не одобряю утреннюю болтовню даже в тех, кого знаю и люблю. Обычно это признак небрежного ума, которому не стоит потакать.
Люди, которые облизывают пальцы, перелистывая страницы, так же ужасны, как те, кто сморкается в скатерть.
— Разве тебе не интересно, что я узнал?
— Если ты можешь рассказать мне об этом, не изображая снисходительность, то да.
Меня охватило ощущение, которое я для себя определяю как льдом по сердцу. Больно и одновременно влажно. Иногда это не более, чем несколько ледяных капель, а иногда — ушат воды, но это ощущение всегда сопровождается паникой, ужасом или неожиданным воспоминанием.
Ценю её заботу, но разве может человек, расследующий убийство, носить варежки? Приходится дуть на ладони, чтобы немного согреться.
В советских литературных журналах были правила: полная бездарность нерентабельна, талант настораживает, гениальность вызывает ужас. Наиболее ходкая валюта — умеренные литературные способности.
— Самое худшее наказание — сидеть в библиотеке.
— Да, это даже хуже, чем читать в тюрьме.
Cлайд с цитатой