В юности я была смешной, наивной и верила каждому слову человека, с которым общалась. И сейчас продолжаю доверять людям, но уже знаю, где и с кем нужно помолчать.
Положиться можно лишь на себя, а это довольно хреновый расклад, если ты человек ненадёжный.
Я перестала верить мужчинам, потому что это обременительно. Большинство моих знакомых малоинтересны, у них грязные ботинки, и знают они меньше, чем я. Мужчина должен знать больше, чем я. Должен быть умнее. Это главное условие.
Я всегда была стройной, легкой и заразительной, но, как мне кажется, никогда не была сексуальной. Это специфические женщины, за ними тянется такой шлейф, даже когда они просто идут.
Есть только двое кому я доверяю; один из них я, второй — не ты.
(Я доверяю только двоим. И из этих двоих здесь только я.)
- Я никогда не была обласкана властью. Квартиру они мне не дали, хотя писательские дома строились вовсю. Дачу не дали, хотя строились и дачи. Я ходила по кабинетам, обивала пороги, но получали другие. Я была в стороне от генеральной линии партии. Я им не прислуживала. Я им — ничего, и они мне — ничего. Как бомж. Он свободен от государства, и государство свободно от него.
- Значит, вы — литературный бомж?
- Нет. Я кустарь-одиночка. Японский критик назвал меня «Господня дудочка». Вот я и дудела в свою дудочку и шла своей узкой тропинкой.
Сколько раз за прожитые годы я находил причины и отговорки, чтобы не общаться с окружающими. Собственно, если у меня не было весомой причины для разговора, я и не разговаривал. Просто не мог заговорить так свободно, как хотелось бы. Иначе говоря, одиночки – это люди с обострённым чувством цели.
Я давно потерял все надежды на взросление. Я сбился с пути и застрял где-то в районе 10 лет.
Cлайд с цитатой