Когда зима раскинет покрывало,
Позвав на помощь тысячи порош,
Те взбесятся, потом уснут устало,
Мой древний град особенно хорош!
Когда зима раскинет покрывало,
Позвав на помощь тысячи порош,
Те взбесятся, потом уснут устало,
Мой древний град особенно хорош!
Холодное зимнее небо затоптано всякой дрянью. Звезды свалились вниз на землю в сумасшедший гоpод, в кривые улицы.
Она повяжет шарф на исключительный манер,
И снова побежит куда-то.
Сквозь остановки, время,
Толпу людей и ветер перемен,
Из даты в дату.
Сквозь дремлющий послесубботний город,
Где белый снег разбрасывает поцелуи как любовник
Всем без разбору,
Оставив послевкусием холод.
Есть некий шарм в её глазах,
Всегда улыбка как бы невзначай.
Когда она с прищуром смотрит на тебя,
Улавливаешь тонкий аромат печали.
В теплице своих слов
Она выращивает клятвенные обещания
И любовь,
Но на прощание
Провожает контуром поджатых губ,
И новых встреч не обещает.
Её витиеватый слог немного груб
Порой бывает.
В стихах коктейль из чувств.
Когда перемешав, не взбалтывая, выпиваю
Осадком остается грусть
Воспоминаний.
Холодное зимнее небо затоптано всякой дрянью. Звезды свалились вниз на землю в сумасшедший гоpод, в кривые улицы.
Остыли реки, и земля остыла,
И чуть нахохлились дома.
Это в городе тепло и сыро,
Это в городе тепло и сыро,
А за городом — зима, зима, зима.
Когда последний снег бежит ручьями,
Смывает зиму с площадей упругий дождь,
А улицы расцвечены зонтами,
Мой древний град особенно хорош.
Когда осенний ветер налетает,
И чувствуешь нагих деревьев дрожь,
А золото дорожки засыпает,
Мой древний град особенно хорош.
Теперь всё готово,
Учи меня снова
Чувствовать сердцем и помнить о том,
Что я — это море,
Что ты — это море,
Хоть вериться в это сегодня с трудом.
Зима одиноко
Приходит до срока,
Чтобы остаться здесь навсегда.
Невидимый город,
Где плавно и гордо
Вместе сливаются все города.
Когда жару сменяет свежесть ночи,
Луна сияет, словно медный грош,
А сладкий запах лип любовь пророчит,
Мой древний град особенно хорош.
Зима наносит удар в сердце всякой жизни, одушевлённой и неодушевлённой. Если бы не искусственные огни веселья, если бы не суета, создаваемая жаждой жизни, и бешеная погоня за барышами торговцев развлечениями, если бы не роскошные витрины, которые торговцы устраивают и внутри и снаружи своих магазинов, если бы не яркие разноцветные рекламы, которыми изобилуют наши улицы, если бы не толпы снующих во всех направлениях пешеходов, — мы быстро почувствовали бы, как тяжко ледяная рука зимы ложится нам на сердце и как гнетущи те долгие дни, когда солнце на даёт нам достаточно тепла и света. Мы сами не сознаём, до какой степени зависим от всех этих явлений. В сущности, мы те же насекомые, вызванные к жизни теплом и гибнущие от него.