Когда мой друг увидел у Лидии Владимировны две еле уловимые морщинки у косячков рта, он сказал: — Время аккуратный автор. Оно не забыло поставить дату и под этим великолепным произведением.
Циники
Неожиданно я начинаю хохотать. Громко, хрипло, визгливо. Торопливые прохожие с возмущением и брюзгливостью отворачивают головы.
Однажды на улице я встретил двух слепцов — они тоже шли и громко смеялись, размахивая веселыми руками. В дряблых веках ворочались мертвые глаза. Ничего в жизни не видел я более страшного. Ничего более возмутительного. Хохочущие уроды! Хохочущее несчастье! Какое безобразие.
Если бы не страх перед отделением милиции, я бы надавал им оплеух. Горе не имеет права на смех.
— Владимир, верите ли вы во что-нибудь?
— Кажется, нет.
— Глупо. Самоед, который молится на обрубок пня, умнее вас...
Она закурила новую папиросу. Какую по счету?
— ... и меня.
Она ест дым большими, мужскими глотками:
— Во что угодно, но только верить!
И совсем тихо:
— Иначе...
Холодное зимнее небо затоптано всякой дрянью. Звезды свалились вниз на землю в сумасшедший гоpод, в кривые улицы.
А у мужчин, как правило, после цирюльника физиономии делаются глупее процентов на семьдесят пять.
Холодное зимнее небо затоптано всякой дрянью. Звезды свалились вниз на землю в сумасшедший гоpод, в кривые улицы.
А у мужчин, как правило, после цирюльника физиономии делаются глупее процентов на семьдесят пять.
Звёзды будто вымыты хорошим душистым мылом и насухо вытерты мохнатым полотенцем. Свежесть, бодрость и жизнерадостность этих сияющих старушек необычайна.
Докучаев не верит в существование «не берущих». Все берут! Вопрос только – чем. Он издевается над такими словами, как дружба, услуга, любезность, помощь, благодарность, отзывчивость, беспокойство, внимательность, предупредительность. На его языке это все называется одним словом: взятка.
Докучаев – страшный человек.
Нет никакого сомнения, что самое великое на земле искусство будет построено по принципу коктейля. Ужасно, что повара догадливее художников.