Пойдешь пешком вперед. А там не ждут, но кажется тебе, что ты там нужен.
Я смотрю на свой самолет, он похож на ручку, ту, что скоро напишет на черном небе «прощай».
Пойдешь пешком вперед. А там не ждут, но кажется тебе, что ты там нужен.
Я смотрю на свой самолет, он похож на ручку, ту, что скоро напишет на черном небе «прощай».
И даже хорошо, что так — больней, но чувство жизни входит в каждый текст.
За ночной тишиной одиночества, за пределом последней черты, эпилогом души и творчества у меня остаешься ты.
Рассыпался в руках копейками, в тех обескровленных, холодных, что ищут счастье под скамейками и раздевают по погоде.
Я бы бросил, я бы стал другим — равнодушным, мелочным, закатным.
С утра работа. Вечером диван и выключенный черный телевизор.
Мне не уснуть. А мир — ладонь,
Гуляй, гуляй, пока не спится,
Пока не вырвет осень зонт,
И не покроют тебя листья.
Разнылось небо под запястьями, тоскует, хочет быть с тобой, но зрелость ждет и кормит баснями — постой, вы встретитесь. Постой...
Ты сядешь рядом. Жизнь в одно касание. Ты улыбнешься. Смерть в единый взмах. И наше время сложится в молчание, в котором больше смысла, чем в словах.
Я бы стер слова, но как стереть ту, что как маяк стоит за ними, ту, что в нищете и простоте светит в ночь каким-то звездным, синим.