Как верить приглаженной Музе?
Гадаешь — придет, не придет.
Глаза подозрительно сузит,
Презрительно губы сожмет.
Как верить приглаженной Музе?
Гадаешь — придет, не придет.
Глаза подозрительно сузит,
Презрительно губы сожмет.
Не упрощай другим в угоду,
Не украшай бесцельно речь,
Не укрощай свою породу.
Не обнажай напрасно меч,
Не совершай чужих ошибок,
Не имитируй платьев крой,
Не забывай про корм для рыбок...
И дверь закрой.
Весенний ветер, чистое чутье,
И небо плетью рушится на плечи.
Нет уговоров, каждый гнет свое,
Я нарушаю заповеди речи.
Ты должен передать не форму облаков,
Но принцип облаков. Лови, лови мгновенье.
Используй все, что есть. Пусть не хватает слов,
Таланта, мастерства, восторга, вдохновенья.
«Пошли мне долгу жизнь и многие года!»
Зевеса вот о чем и всюду и всегда
Привыкли мы молить — но сколькими бедами
Исполнен долгий век!
— Сударыня, кабак — сущность души русского человека. Наше государство. Наша идеология. Любовь, если хотите. Всё сливается в едином угаре, звоне стекла и упоительном запахе солёных огурцов из деревянной кадушки, щекочущим тебе ноздри.
— (Серьёзно кивнув.) Да вы поэт.
— Ах, барышня. Как начертано на стене одной из общественных уборных близ селения Митино, «познать любовь и страсть поклонниц нам здесь, увы, не суждено... Среди говна мы все поэты, среди поэтов мы говно».
Поэзия и литература вообще определяется не географией, а языком, на котором она создается.
Я испытала коварство
опубликованных строк.
И замолкала надолго,
глупую дерзость кляня...
Видно, не вышло бы толку
в ведомстве муз из меня...
Любите поэта при жизни,
Когда это так ему необходимо!
Он песни свои посвящает Отчизне,
Он пламенем ярким горит негасимо.
Он душу свою открывает пред вами,
Он сердце несёт на раскрытых ладонях,
В ответ получая летящие камни.
Полюбят его, лишь когда похоронят.
Вот для меня вершина муки сладкой:
О слепоте нимало не скорбя,
Тебя не видя, чувствовать тебя.
Не всякий, кто может писать стихи, — поэт.