Моя работа — мыслить о том, что немыслимо.
Деление живой литературы на жанры вообще достаточно условно. Жанры перерастают один в другой, не спрашивая разрешения критиков и историков литературы. Схемы вообще хороши лишь применительно к посредственности. Писатель покрупнее непременно выйдет за их рамки.
Алкоголь помогает парламенту решать в одиннадцать часов вечера такие дела, каких ни один человек в здравом уме не смог бы разрешить и в одиннадцать утра.
«И восходит солнце», «Прощай, оружие», «Смерть после полудня», рассказы — молодые писатели штудировали все произведения Хемингуэя, ища, в чём его секрет. А никакого секрета не было: он просто расставлял простые слова в самом естественном для них порядке, как река укладывает на дне холодную гальку.
Однажды он заявил, что нельзя начинать писать, пока не можешь «словесно обрисовать стол, его душу и его половую принадлежность».
— Простите, где тут умирающие, не подскажите? Здесь у вас в основном лежат больные или раненые, это конечно здорово, но поймите правильно, они поправятся, и мне это не поможет. Нельзя, нельзя как-нибудь взглянуть на тех, кто уже не поправится?
— Простите?
— Хочу увидеть, если это возможно, тех, кто обречен, знаете, подлинных смертников.
— Прошу прощения, вы на что-то жалуетесь?
— Да, на творческий ступор!
Cлайд с цитатой