Одни лица кажутся мне спокойными и ясными, другие — мрачными и угрожающими, третьи — переменчивыми, неискренними; ни в одном из людских лиц нет той разумной уверенности, которая отличает человеческое существо.
Хирургия может достичь гораздо большего, она способна не только разрушать, но и созидать.
— ... Но я, как видите, иначе устроен. Мы с вами стоим на различных позициях. Вы материалист.
— Я вовсе не материалист, — горячо возразил я.
— С моей точки зрения, конечно, только с моей точки зрения. Потому что мы с вами расходимся именно в этом вопросе о страдании. До тех пор, покуда вы можете видеть мучения, слышать стоны, и это причиняет вам боль, покуда ваши собственные страдания владеют вами, покуда на страдании основаны ваши понятия о грехе, до тех пор, говорю вам, вы животное, вы мыслите немногим яснее животного. Это страдание.
На воздухе крики звучали еще громче. Казалось, будто в них сосредоточились все страдание мира. Все же, думается мне (а я с тех пор не раз думал об этом), знай я, что в соседней комнате кто-нибудь страдает точно так же, но молча, я отнесся бы к этому гораздо спокойнее. Но когда страдание обретает голос и заставляет трепетать наши нервы, тогда душу переполняет жалость.
Изучение природы делает человека в конце концов таким же безжалостным, как и сама природа.
— Почему? Почему ты остановил меня? Я видел, как ты смотрел со скалы, я знаю, что ты думал! У тебя есть все — жена, которая тебя любит, ребенок. А ты все равно не хочешь быть с ними! Когда на тебя надели петлю и ты умирал, что ты видел? Что ты видел во тьме? Что ты видел!? Скажи мне, что ты видел!?
— Я видел лицо своей жены.
— Значит, сбежать нельзя? Даже умирая, я буду видеть ее лицо?
Вместо лиц, что под ними и как пробраться внутрь? Что таит мрачная ткань и почему так сложно жить?
Этим, казалось, обычным людям. От чего они так люто ненавидят, но и крепко любят?
Когда надзиратель ушел, я погляделся, как в зеркало, в жестяной котелок. Мне показалось, мое отражение остается хмурым, даже когда я стараюсь ему улыбаться. Я повертел котелок и так, и эдак. Опять улыбнулся, но отражение оставалось строгим и печальным.
Уродливость: поэтический каприз случайности. У красивого человека игра случайностей определила среднюю величину размеров. Красота: прозаическая усредненность размеров. В красоте, ещё больше, чем в уродливости, выявляется безликость, неиндивидуальность лица.
Cлайд с цитатой