Мягкие игрушки особенно яркие и широко улыбаются, что ни о чем не говорит, — люди тоже так делают, по крайней мере большинство.
Я закрываю глаза, чтобы не видеть темноты...
Мягкие игрушки особенно яркие и широко улыбаются, что ни о чем не говорит, — люди тоже так делают, по крайней мере большинство.
Я спрашиваю его, не слышал ли он когда-нибудь о реальной жизни. Дюк говорит, что слухи о реальной жизни сильно преувеличенны. Этого-то я и боялся, говорю я.
... я даже не знаю, как оно действует, время. Но ведь не возможно знать все, думаю я, слушаю музыку, курю и жду, что время пойдет.
Давай поиграем. Давай во что-нибудь поиграем, мне надоела скука. И давай поиграем во что-нибудь теплое, мне надоел этот вечный собачий холод.
Давай поиграем. Давай во что-нибудь поиграем, мне надоела скука. И давай поиграем во что-нибудь теплое, мне надоел этот вечный собачий холод.
Нельзя пинать маленьких собак, которые меньше, чем ты сам, говор я Дюку.
Чушь, говорит Дюк, можно пинать только собак, которые меньше, чем ты сам, все остальное опасно, поэтому рассчитано только на слабоумных. Попробуй, пни питбуля, если не веришь.
— Нет, Серёг, ну нормальную ты мне задачку задал? Откуда я знаю, что пацану подойдёт?
— Ну я не знаю, зачем я тебя попросил Настю с собой взять? У неё же есть брат, она должна знать.
— Да, Настя меня уже убила плюшевыми чудовищами...
— Динь, ты о чём в детстве мечтал?
— Лётчиком стать!
— Слышь, лётчик, ты купи что-нибудь как себе! У тебя уровень развития как раз подходит на этот возраст!
В конце осознаешь, что мы — всего лишь игрушки, нас легко сломать, но трудно починить.