Вкус власти чувствуется лучше, если он подслащен учтивостью.
– Он никого не боится, м’лорд.
– А стоило бы. Страх, вот что сохраняет тебе жизнь в этом мире предательства и обмана.
Вкус власти чувствуется лучше, если он подслащен учтивостью.
– Он никого не боится, м’лорд.
– А стоило бы. Страх, вот что сохраняет тебе жизнь в этом мире предательства и обмана.
– Кто построит эти корабли, моя королева? Где ваша милость найдет подданных для её королевства, если даже северяне позволят тебе владеть им? Или ты собираешься править царством тюленей и выдр?
Она печально засмеялась.
– Выдрами было бы проще управлять, чем людьми, это уж точно. А тюлени умнее.
Он жил среди речного народа, трудился в поте лица, плавал по реке, чинил сети и сам стирал свою одежду, когда в том была нужда. Он может выудить рыбу, приготовить пищу и перевязать рану, ему известно, что значит быть голодным, преследуемым, что значит бояться. Томмену внушили, что королевский сан – его право. Эйегон знает, что королевский сан – это долг, что прежде себя король должен ставить народ, жить и править ради народа.
Если за убийство родичей проклинают, что тогда делать отцу, когда один его сын убивает другого?
Лорд может любить своих подчиненных, – словно наяву услышал он голос отца, – но не может быть им другом. Однажды ему придется вынести им приговор или отправить на смерть.
Оберин был змеем – смертоносным, опасным, непредсказуемым. Никто не смел на него наступить. Я был травой – мягкой, приятно пахнущей и колеблющейся под любым ветерком. Кто же боится пройтись по траве? Но трава прячет змея от врагов и скрывает до поры его бросок.
Его никак нельзя было принять за лорда, и уж тем более за Десницу. В таком виде куда сподручнее и проще выяснять, что творится в городе.