Кому завидный жребий в жизни выпал?
Любой хулит средь суеты сует
Всё, что ему на свете богоданно:
Одним — отвратно зло, другим — желанно:
Ни в чём опоры нет, -
Мы ропщем, тем не мене,
Хотя и сами в мире — только тени.
Кому завидный жребий в жизни выпал?
Любой хулит средь суеты сует
Всё, что ему на свете богоданно:
Одним — отвратно зло, другим — желанно:
Ни в чём опоры нет, -
Мы ропщем, тем не мене,
Хотя и сами в мире — только тени.
Выиграю, проиграю -
Бесполезно длю года,
Ничего не выбираю
И бреду́, бог весть куда:
Ни живу, ни умираю.
— Одно я знаю точно — все кошмары
приводят к морю.
— К морю?
— К огромной раковине в горьких отголосках,
где эхо выкликает имена -
и все поочерёдно исчезают.
И ты идёшь один... из тени в сон,
от сна — к рыданью,
из рыданья — в эхо...
И остаётся эхо.
— Лишь оно?
— Мне показалось: мир — одно лишь эхо,
а человек — какой-то всхлип...
Others because you did not keep
That deep-sworn vow have been friends of mine;
Yet always when I look death in the face,
When I clamber to the heights of sleep,
Or when I grow excited with wine,
Suddenly I meet your face.
На столе белел чистый лист бумаги, и, выделяясь на этой белизне, лежал изумительно очиненный карандаш, длинный как жизнь любого человека, кроме Цинцинната, и с эбеновым блеском на каждой из шести граней. Просвещенный потомок указательного перста.
Время — обман. Туман в глазах.
Мой страх — мой туз в рукавах.
Я знаю, что там, где я,
Моря открывают суть бытия.
Время — мой враг. И каждый мой шаг
В этот мрак — я теряю себя.
Я — не я. Это тень. Ночь и день -
Все смешалось в моей голове.
Не знаю, какой диагноз ставят врачи человеку, который не мерзнет тогда, когда должен мерзнуть.