Платье — это украшение внешности, а духи — это внутреннее измерение женского начала.
Надо быть мужественным, чтобы распознать женственность, и сильной личностью — чтобы уступить ей.
Платье — это украшение внешности, а духи — это внутреннее измерение женского начала.
Надо быть мужественным, чтобы распознать женственность, и сильной личностью — чтобы уступить ей.
Когда мы душимся, духи проникают в нас. Они оседают в нас и постепенно становятся частью нас самих...
То, что я иногда переодеваюсь в женскую одежду, показывает, что я могу быть настолько женственным, насколько захочу. Я — гетеросексуалист... подумаешь! Если бы я был гомосексуалистом, то особо бы не возражал...
А древнерусские красавицы носили специальные мельхиоровые подвески, которые непринужденно раскачивались при ходьбе, щедро распространяя вокруг себя волшебный душистый аромат. В некоторых видах русских народных художественных промыслов до сих пор можно встретить кулоны — ароматницы, например в Ростовской финифти.
Хорошие девочки тоже умеют стрелять.
Не взглядом в упор, а свинцовыми пулями в спину.
Они научились курить и в лесах пропадать,
И тихо молиться, как мать, обнимая осину.
Хорошие девочки знают о нашей войне
И в бой, засучив рукава, рвутся жадно и смело.
На третьей, четвертой, седьмой и десятой волне
Сражаются так, как мужчины порой и не смеют.
Хорошие девочки не замечают цветов,
Которые дарит им Смерть перед каждым свиданьем.
Они отвечают:
— Наш взвод умирать не готов!
И в легких ботиночках мчатся за новым заданьем.
Луна одним движением кисти
бросила
на чистый лист
изгиб,
что обернувшись в шелк,
пошел
женщиной.
И женщина та дышала вишней.
Тщательно подобранный аромат может стать вашей отличительной чертой. Это первое, что чувствуют люди, когда вы входите в комнату, и последнее, что исчезает, когда вы уходите.
Женственность, шарм, обольщение — этим вещам невозможно научиться... Это оружие, которое или есть, или нет.
Парфюмер создает чудеса, он наполовину алхимик, считают люди — тем лучше! О том, что его искусство — ремесло, как и любое другое, знал только он, и в этом была его гордость.