Я снова жгу свои надежды, чтобы согреться...
Можно жить и без дома, можно жить и без цели,
Можно жить и без мыслей, что преследуют в постели.
Можно жить и без Бога, и без какой-то искры...
Но я не знал таких, кто умирал атеистом.
Я снова жгу свои надежды, чтобы согреться...
Можно жить и без дома, можно жить и без цели,
Можно жить и без мыслей, что преследуют в постели.
Можно жить и без Бога, и без какой-то искры...
Но я не знал таких, кто умирал атеистом.
Из всего золота в мире возьму только ценное самое,
То, что зовут молчанием.
И надежды хватит лишь одной
Такой, чтобы она не переросла в отчаяние.
Человек всегда надеется на то, что ему следовало бы вспоминать, и вечно вспоминает то, на что ему следовало бы надеяться.
— Надежда — это обманка, мешающая нам воспринимать реальность.
— О, вы говорите это, чтобы показаться умной!
— Я знаю. Вам тоже стоит попробовать.
Меня, напротив, больше интересует начало — в начале всегда столько надежд. У финала нет достоинств, кроме одного — показать, насколько ошибочны были те надежды.
— Ну вот, рухнула ещё одна надежда. У меня не жизнь, а просто кладбище рухнувших надежд...
Позднее я поняла, что в этом переменчивом мире вера и надежда связаны и неразделимы как канат и якорь. Веру нельзя подвергать сомнению. В ней нужно жить.
Книги делаются из надежды, не из бумаги. Из надежды, что кто-то прочтет твою книжку; из надежды, что эта книга изменит мир к лучшему; из надежды, что люди с тобой согласятся, тебе поверят; из надежды, что тебя будут помнить и восхвалять, из надежды, что люди хоть что-то почувствуют. Из надежды, что ты чему-то научишься; из надежды, что ты произведешь впечатление и развелчешь читателя; из надежды, что тебе худо-бедно заплатят; из надежды, что ты докажешь свою правоту или докажешь, что ты не прав.