«Что делает звезда, переставая светить, – спрашиваю я себя. – Должно быть, умирает».
«О, нет, — говорит голос в моей голове. — Звезда не может умереть. Она становится улыбкой и растворяется в космической музыке, в танце жизни».
«Что делает звезда, переставая светить, – спрашиваю я себя. – Должно быть, умирает».
«О, нет, — говорит голос в моей голове. — Звезда не может умереть. Она становится улыбкой и растворяется в космической музыке, в танце жизни».
Когда я думаю о смелости, я думаю о Трусливом Льве из «Волшебника страны Оз». Он всегда убегал от опасности. Он часто плакал и трясся от страха. Но он разделял свои истинные чувства с теми, кого любил, даже если не мог гордиться тем, что чувствовал.
О, тоска! Через тысячу лет
Мы не сможем измерить души:
Мы услышим полет всех планет,
Громовые раскаты в тиши...
Наложить на себя руки можно всего по двух причинам. Первая — стремление убежать от чего-то или к чему-то. В этом есть рациональное зерно: если человек мучается от невыносимой боли, отчаяния или духовных метаний и нет ни малейшей надежды на излечение, то, возможно, есть смысл избрать уход в небытие. Но не очень-то разумно убить себя в надежде на лучшую жизнь или на обогащение гаммы своих чувств опытом смерти. Испытать смерть нельзя. Я не уверена даже, что можно испытать процесс умирания. Испытать можно лишь приготовление к смерти, но даже это лишено смысла, ибо впоследствии такой опыт не пригодится. Если после смерти нас ждет какая-то иная жизнь, мы все скоро в этом убедимся. Если же нет, то нам уже не представится возможности пожаловаться, что нас надули. Люди, верящие в загробную жизнь, вполне в ладу с разумом. Лишь им не суждено испытать последнее разочарование.
Теперь готов он радость разделить,
Готов заботиться, готов любить,
Он открыл свое сердце, ему нечего прятать –
Стань таким же, как он, если смелости хватит.
Сомневаюсь, что им есть какое-то дело до нас. В конце концов, для них время остановилось в момент смерти.
Никто не знает, что происходит там, за гранью смерти. Никто и никогда этого не узнает.
Но есть старая, очень старая легенда. И она гласит, что тело — конечно, а душа — вечна. Если погибает тело, душа отправляется в новый круг перерождения, чтобы спустя некоторое время снова родиться на земле.
Кое-кто считает также, что число миров бесконечно, и, побывав в одном мире, душа может отправиться в другой.
А еще есть такое мнение, что если душа очень хочет жить, она может занять чужое тело, из которого уходит душа прежнего хозяина.
Говорят, так тоже бывает. Душа не уходит, а просто переселяется.
Но это, конечно, просто глупость. Никто ведь так и не признался в таком переселении…
Мне кажется, важно не как я представляю себя по ту сторону, а что я в принципе представляю себе жизнь после смерти. Главная интуиция в том, что жизнь здесь на земле и там связаны общим корнем и вне этого корня жизни либо нет, либо она лишена смысла.
— Боже, выглядит безопасно.
— Собираешься и дальше гундеть, только потому что ты умерла на целых пять секунд?
— Чувак. Да ладно.
— Некоторые люди умирают, типа, навсегда! И ты видела, чтобы кто-то жаловался?
— Эм...
— Правильно. Они либо мирятся с этим и затыкаются, либо становятся призраками.
— Хочешь сказать, мне стоит... стать призраком?
— Ага, лови момент...