Октавиан Август

Другие цитаты по теме

Вы являетесь под влиянием той иллюзии, что являетесь только половиной жизни и вам нужна другая половина. Нет. Ваша жизнь полноценна.

Если вы раскрылись как полноценная жизнь, то уведите — ваши отношения станут другими, легкими. Они будут направлены на то, чтобы объединяться, делиться чем-нибудь, а не получать.

Чтобы изменились ваши отношения, должны измениться вы. И вам дали прекрасную возможность для этого. Не говорите «мне изменили», скажите «меня подталкивают от иллюзии к реальности». Этот человек помог осознать, что вы живете в иллюзии, иначе вы бы все осознали это только перед смертью.

— Моя шпага принадлежит королю, месье. Я никогда не обнажал ее ради шлюх.

— Я наставил вам рога, месье! — зарычал он, пьяный от гнева. — И я настаиваю, чтобы вы потребовали у меня сатисфакции.

Иногда надо изменять, чтобы понять, что не надо.

— Им же лет по 80, то есть лет 60 они прожили вместе. И видно, видно, прям видно, что они друг друга любят.

— Любят? Почему ты так думаешь, что они друг другу не изменяли? Может даже поэтому они и прожили так долго и счастливо. Ну потому что изменяли. Разве так не бывает?

— Нет. Так не бывает.

— Почему?

— Потому что. Потому что я так не хочу.

Видать, была любовью

Ты всё ж в моей судьбе.

Душой, губами, кровью

Тянулся я к тебе.

И жизнь внезапно цену

Иную обрела.

И всё твоя измена

Под корень подсекла.

Что ж… Пусть… Живу теперь я

Неплохо. Ничего.

Не верю в счастье. Верю,

Что можно без него.

И жизнь на сон похожа,

И с каждым днем я злей.

И ты, наверно, тоже

Живешь не веселей.

Безверье и усталость

В душе, в судьбе, в крови…

Приходит рано старость

К живущим без любви.

— Такие слова могут стоить человеку головы. Кое-кто скажет, что вы изменник.

— Как правда может быть изменой?

На экране была библиотека клуба «Haute SOS». А если точно, мои голые ноги. Елозящие на пустом диване.

Хорошо ещё, что камера была установлена так, что я попадал в кадр не весь. А то был бы совсем позор.

Самым отвратительным было то, что на соседней табуретке сидел Энлиль Маратович. Иштар почему-то полюбила вызывать нас на ковер вдвоем.

— Ладно, — не выдержал Энлиль Маратович. — Хватит. Возмутительно. Рама Второй, надо же знать меру в распутстве!

Мой взгляд ввинтился в ножку табуретки — словно пытаясь отыскать там щель, в которую могла бы спрятаться душа.

— Милый, — нежно прошептала Иштар, — в твоих изменах есть что-то настолько трогательное… Это так свежо…

— Сам не ведает, что творит, — сказал Энлиль Маратович.

— Я в курсе, — ответила Иштар. — Рама, ты чего глаза прячешь? Чего ж ты жалуешься, что я тебя всего высосала? А сам налево ходишь? Значит, силенки еще есть.

— Я не жалуюсь, — буркнул я.

— Он правда не жалуется, — сказал Энлиль Маратович. — Парень держится молодцом. Я бы так не смог. Может, простим на… Какой это раз?

— Пятидесятый, наверно.

Я-то ревнива. Когда дело касается измены, я становлюсь дотошнее испанской инквизиции. Никакой пощады.

Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству.

— Адюльтер — это одни неприятности.

Он пожал плечами, не торопясь соглашаться.

— Почему же? Это способ пережить приключение, выбраться в мир, прозреть.

— Какое же знание мы приобрели, Пайт?

Он испугался звука своего имени: так она пыталась превратить эту встречу, спровоцированную отчаянием, в нормальное свидание.

— Что над Богом нельзя смеяться, — ответил он сурово.