У меня очень сильное воображение, гипертрофия воображения, и именно вследствие этого невозможность удовольствоваться какой-либо действительностью и реальностью.
Иногда действительность неожиданно обрушивается на нас. А иногда она медленно овладевает нами, несмотря на все наши усилия игнорировать ее.
Я никогда не мог признать никакого учителя и руководителя занятий. В этом отношении я автодидакт. Во мне не было ничего педагогического. Я понимал жизнь не как воспитание, а как борьбу за свободу.
Мы покорили материю, потому что мы покорили сознание. Действительность – внутри черепа.
Человеческое сознание очень зависит от социальной среды, и ничто так не искажало и не затемняло чистоту христианского откровения, как социальные влияния, как перенесение социальных категорий властвования и рабства на религиозную жизнь и даже на самые догматы. И Священное Писание есть уже преломление откровения Бога в ограниченной человеческой среде и ограниченном человеческом языке. Обоготворение буквы Писания есть форма идолопоклонства. Поэтому научная библейская критика имеет освобождающее и очищающее значение.
Что мне с того,
что меч в его руке
не собственность его,
когда он смертью
угрожать мне может?
Иногда страшно смыкать веки – вдруг, снова открыв глаза, мы отрешимся от действительного. Мир станет другим, черно-белым, например, мы просто очнемся от страшной дремоты – и вот она реальность. Произойдет стыковка. А потом глобальная несостыковка. И я сойду с ума от правды или от нежности. Но пока – от непреодолимого желания.
Свобода моей совести есть абсолютный догмат, я тут не допускаю споров, никаких соглашений, тут возможна только отчаянная борьба и стрельба.
Воображаемый противник так же отличается от настоящего, как мысль о смерти — от Неё Самой.
Мне более свойственно орфическое понимание происхождения души, чувство ниспадания её из высшего мира в низший.
При психозе мир фантазии играет роль кладовой, откуда психоз черпает материал или образцы для построения новой реальности.
Cлайд с цитатой