Я уже давно не в форме, я в штатском.
Все пройдет, все схлынет, и народ опять будет пахать, сеять, строить, писать стихи и слагать песни.
Я уже давно не в форме, я в штатском.
Все пройдет, все схлынет, и народ опять будет пахать, сеять, строить, писать стихи и слагать песни.
Другое дело, что этот случай стопроцентно подтверждает необходимость сохранять физическую форму, ведь никогда не знаешь, в какую минуту жизнь заставит тебя сделать сальто.
Когда работаешь в штатском столько, сколько я — форма становится символом трагедии. Она пылится у меня в дальнем уголке шкафа, чтобы я не мог ее видеть.
Любовь — это Леонов, Евстигнеев, Любовь Орлова. А я — это во многом эффект телевидения.
Если нет совести — ты должен бояться. А если ты не боишься, то должна быть совесть. А если нет ни того ни другого, то, ребята, нечего удивляться тому, что происходит.
– Ещё со времён Платона, все – Аристарх, Гиппарх, Птолемей – они все, все, пытались увязать свои наблюдения с круговыми орбитами. Но, что, если в небе прячется другая форма?
– Другая? Госпожа, нет формы идеальнее круга; вы сами нас этому учили.
– Я знаю, знаю, но предположим, на секунду, что совершенство круга нам мешает увидеть что-то за ним! Точно так же, как сияние Солнца мешает нам увидеть звёзды!.. Я должна всё начать сначала, с новым взглядом. Я должна. Я должна всё переосмыслить.
На Руси именно дураки да шуты зачастую говорили то, о чем умники боялись даже думать.
Люблю дело, которым занимаюсь, а вот бороться с чужой глупостью, непрофессионализмом устал.
Понарошку счастья крошку
На ладошку положу,
Аккуратно с красным бантом
Я обёртку развяжу.
Аппетитно, очень сытно,
Эта форма всех влечёт,
Ароматный и приятный
Получаю я зачёт.