Понимающих литературу так же мало, как понимающих музыку, но предметом литературы часто бывает жизнь, которою все интересуются и потому читают и судят жизнь, воображая, что они судят литературу.
Никакого нет в жизни правила, оно приходит потом, когда человек отжил и вывел... Правило всегда мертво. Оно всегда мертвит. Оно успокаивает. Оно плоды усталости. И всегда чужое. Своё ещё полбеды. Власть чужих людям правил.
Минуты откровенности могут отравить дружбу: не всё друг может вынести; минуты откровенности — это векселя, даваемые... деньги в долг.
— Писатель тоже имеет право на хандру, — сказал я.
— Если пишет детские книги — то не имеет! — сурово ответила Светлана. — Детские книги должны быть добрыми. А иначе — это как тракторист, который криво вспашет поле и скажет: «Да у меня хандра, мне было интереснее ездить кругами». Или врач, который пропишет больному слабительного со снотворным и объяснит: «Настроение плохое, решил развлечься».
А из чего, в сущности, состоит наша литература? Из шедевров? Отнюдь нет. Если за одно-два столетия и появляется какая-нибудь оригинальная книга, остальные писатели ей подражают, то есть переписывают ее, и в свет выходят сотни тысяч новых книг, с более или менее различными названиями, в которых говорится о том же самом с помощью более или менее измененных комбинаций фраз.
Сперва я взял на мушку то чудище на фонарном столбе, но, когда присмотрелся, понял, что оно просто делает гимнастику. Не думаю, что мне бы понравилось, если бы меня ухлопали на велотренажере. Потом присмотрелся вон к тому, с пастью нараспашку. У него в лапе носовой платок, значит, он не скалится, а чихает. А это не запрещено. И тут я увидел крошку Тиффани и подумал: «Что делает маленькая девочка в толпе монстров и зачем ей учебник по квантовой физике?» На вид Тиффани лет восемь, рановато будет квантовую физику зубрить. Выходит, она – не та, кем кажется, и наверняка замыслила недоброе…
Я не знаю, может ли музыка наскучить музыке, а мрамор устать от мрамора. Но литература — это искусство, которое может напророчить собственную немоту, выместить злобу на самой добродетели, возлюбить свою кончину и достойно проводить свои останки в последний путь
Это когда книжки читаешь и, начитавшись, уже совершенно не в состоянии воспринимать эту реальность навязанную и воспринимаешь как реальность низшего порядка. Тогда, что ли, книжек не читать? А если уж так случилось, что уже прочел?
Книга похожа на холодильник — открываешь ее и радуешься, что она полная. И потреблять содержимое книги нужно соответственно — ночью, в пижаме, в полном одиночестве!
... Мне тихо прошуршат
Усталые страницы,
Где тяжестью свинца
Оттиснуты слова
Про все о чем скорбим
И чем могли гордиться,
Чем русский жив народ,
Кириллица жива.
Cлайд с цитатой