Мы зачастую восхищаемся чужой легкостью. Люди легкие, ничем не обремененные, которые не ходят, а парят, привлекают нас тем, что обычные тяготы и тяготения будто бы над ними не властны. Их беспечность мы принимаем за счастье.
Ослепленные любовью люди часто кажутся смешными со стороны, и их друзья, у которых этот период давно позади, испытывают острейшую неловкость, очутившись в атмосфере непрестанного воркования, объятий и поцелуев.
В какой-то мере мы все несем на себе печать радостей или горестей своих родителей. Их чувства впечатаны в нас, как хромосомный набор или гены.
Увы, зависть и злоба — неизменные спутницы славы, даже если слава отнюдь не вселенская. И не важно, где она приходит к человеку: на школьном дворе, в зале заседаний, в университетской аудитории или выставочном зале.
Понимаешь, если твой внутренний голос говорит тебе «Не надо!» и от этого твое желание становится менее внятным, если ты в чем-то не уверен, не делай ни в коем случае.
Искусство же, при всей своей бесполезности, не желает становиться частью повседневности, и главная сила, которой оно обладает, — это прежде всего способность нести в себе дыхание жизни своего творца.
Я часто задумываюсь, что же в действительности происходит в нашем сознании, когда мы возвращаемся в давно забытые места. Как устроена перспектива памяти? Может, взрослый корректирует картинку, увиденную глазами ребенка, или мозг сохраняет только застывший слепок, окаменевшие останки того, что когда-то было таким родным?
Забвение — такая же неотъемлемая часть жизни, как и память. Человеку свойственно забывать.
Люди почему-то думают, что надежда может быть большой или маленькой. Это не так. Она просто либо есть, либо её нет.
Принуждение ведёт только к большим жертвам и нельзя сделать людей счастливыми насильно, как нельзя насильно заставить их обратиться к добру.
Cлайд с цитатой