Река в своем ложе исходит любовью,
душа от любви обливается кровью,
любви ураган гнёт могучие кроны -
любовные муки бездонны, бездонны...
Река в своем ложе исходит любовью,
душа от любви обливается кровью,
любви ураган гнёт могучие кроны -
любовные муки бездонны, бездонны...
Я молю тебя, мой Черно-Белый Король,
Стань кольцом на моей терпеливой руке.
Не считай, наши встречи изящной иглой.
Не держи свою дверь на английском замке.
Когда лучится счастье на ладони,
ты не считай его рабом своим, -
сожмёшь его в руке — прощайся с ним:
рука, разжавшись, пепла горсть уронит...
Вокруг безжалостная глухота.
Не рвись ни вслед любви, ни вслед надежде...
Мы тщетно ловим ветер: всё — тщета.
Я люблю ее еще до сих пор, очень люблю, но я уже не хотел бы любить ее. Она не стоит такой любви.
... Страдание — самое чуткое из всего, что есть на свете. Что бы ни тронулось в целом мире мысли или движения — на всё Страдание откликается созвучной и тягостной, хотя и тончайшей, вибрацией. По сравнению с этой дрожью трепетный листок расплющенного золота, фиксирующий направление сил, невидимых глазу, колеблется слишком грубо. Это рана, которая кровоточит от прикосновения любой руки, кроме руки Любви, но и касанье Любви тоже заставляет её обливаться кровью, только не от боли.
Я всегда считал, что выражение умереть от любви — не более чем поэтическая вольность. В тот вечер, возвращаясь домой без кота и без нее, я убедился, что не просто можно умереть, но что я сам, старый и без никого, умираю из-за любви.
И еще я понял, что правда и другое: ни на что на свете я не променял бы наслаждение своим страданием.
Его больше не беспокоило, что она и другие эльфы будет думать о людях после этих разговоров. После первого сурового разговора он был убежден: ее отношение к нему не изменится к худшему, останется все тем же милосердным интересом; а до остальных эльфов дела ему не было.
И все же — с каждым днем он все больше понимал, что этот интерес изменяется в какую-то сторону. В своих чувствах он уже почти не сомневался, хоть и боялся по-прежнему называть их своими именами. О, нет, думал он, так нельзя. Хватит с тебя этой страсти, которая побеждает все и вся: вспомни о своем позоре, вспомни о несчастном Горлиме. Нет у тебя права швырять на этот алтарь никого — кроме себя. Тот, кто воистину любит — должен страдать один.
Даже в самом важном в жизни, в любви, она не могла дойти до конца; после первого разочарования она никогда больше не отдавалась целиком. Она боялась страдания, потерь, неизбежного расставания. Конечно, это всегда присутствовало на пути любви, и единственным средством избежать этого было отказаться проходить этот путь. Чтобы не страдать, необходимо было не любить. Как если бы чтобы не видеть зло в жизни, нуждаться в слепоте.
– Теперь моя очередь. Расскажи мне о нем. О человеке, чьё кольцо ты носишь.
Флоренс раскрыла рот, словно её ударили под дых. На глаза тут же набежали слезы, и девушке пришлось отвернуться, чтобы не выдать своих чувств.
– Солнце в небе, сердце в груди, душа в теле, – произнесла Фло. – Весна… Лето.. Осень.. Все… Все, что у меня когда-то было. И все, чего никогда не было.