Привет, — сипло ответила я. Горло саднило, словно я проглотила горсть гвоздей.
Меня забавляет, как люди делят всё на плохое и хорошее, как будто всё так просто.
Привет, — сипло ответила я. Горло саднило, словно я проглотила горсть гвоздей.
— Ты знаешь, что говорят о первых поцелуях?
— О них сожалеют?
— Нет. Я собирался сказать: «о них никогда не забывают».
Проникая под белый полог, на его красивое лицо падал лунный свет. Наши взгляды встретились.
— Я теперь не знаю, что делать.
— А разве ты когда-нибудь знала, что тебе делать? — не отрывая от меня глаз, спросил Рот.
Некоторые раны нельзя вылечить. Наши шрамы — это наша сущность, а без них нас просто нет.
Это тяжело. Знать, что дорогой тебе человек может не вернуться. Неважно, за хлебом он пошел или на войну. Даже представить, что его нет, уже великая боль.
Иногда мне хочется много спать,
Чтобы просто не чувствовать эту боль.
Своим телом уткнуться во всю кровать
И обнять тёплый плед, представив его тобой.
Итак тебе, преодолевшей вид
конечности сомкнувших нереид,
из наших вод выпрастывая бровь,
пишу о том, что холодеет кровь,
что плотность боли площадь мозжечка
переросла. Что память из зрачка
не выколоть. Что боль, заткнувши рот,
на внутренние органы орет.
Смерть — это тошнотворная беспомощность и бесконечная боль тела, раздираемого на мелкие кусочки острыми зубами прожорливой вечности.