Джиллиан Маккейн, Легс Макнил. Прошу, убей меня!

Уйти в маргиналы – это всегда риск. Я хочу сказать, это все равно что увлечься сатанизмом, или экспериментировать со специфическими стилями жизни, или наркотиками, которые тебя раскрепощают. Не сказал бы, что я добродетельный человек, но когда ты выпускаешь некоторых джиннов, они могут овладеть тобой. Так что надо быть начеку.

0.00

Другие цитаты по теме

Садо-мазо очаровывало меня еще тогда, когда я ничего о нем не знал. Мне стало любопытно, и я спросил Лу: «О чем «Венера в мехах»?» Лу ответил: «А, да так, макулатура». Я спросил: «Где бы мне ее взять?» Лу ответил: «А, там в конце квартала магазин». Я пошел и купил эту книгу. Я еще учился в школе, так что пришел в класс с «Венерой в мехах», «Историей О» и «Жюстиной» и сидел их читал.

В 1968 году настроение в стране изменилось. Когда президент Линдон Джонсон заявил: «Я не буду баллотироваться, не буду выставлять свою кандидатуру», у меня просто не было слов. И кого, спрашивается, мы будем теперь ненавидеть?

Мы были в курсе, что весь мир – сплошной отстой, и не собирались становиться его частью. Мы хотели альтернативной жизни, а если проще, не вставать рано утром и не переться на работу.

Поражаюсь выдержке Патти, она сидела там и говорила: «Я хочу попасть внутрь, но меня не пускают. Отлично, буду сидеть у входа». Типично панковское поведение задолго до появления типичного панковского поведения.

... здесь, на земле, да будет вам известно, наивное создание, торжествует порок и только порок! А добродетель... Добродетель стоит с протянутой рукой, вымаливая у порока гроши...

Пусть о пороках твоих знает одна лишь постель!

Там — ничего не стыдись, спускай, не стесняясь, сорочку

И прижимайся бедром смело к мужскому бедру.

Там позволяй, чтоб язык проникал в твои алые губы,

Пусть там находит любовь тысячи сладких утех,

Пусть там речи любви и слова поощренья не молкнут,

Пусть там ложе дрожит от сладострастных забав.

Но лишь оделась, опять принимай добродетельный облик.

Земля подобна цирку в Древнем Риме.

У каждой колыбели на стене

Невидимый доспех ждет человека.

Пороки там сверкают, как кинжалы,

И ранят тех, кто в руки их возьмет.

И, как стальные чистые щиты,

Блистают добродетели. Арена,

Огромная арена наша жизнь,

А люди — гладиаторы-рабы.

И те народы и цари, что выше,

Могущественней нас, взирают молча

На смертный бой, который мы ведем.

Они глядят на нас. Тому, кто в схватке

Опустят щит и в сторону отбросит

Иль о пощаде взмолится и грудь

Трусливую и рабскую подставит

Услужливо под вражеский клинок,

Тому неумолимые весталки

С высоких каменных своих скамей

Объявят приговор: «Pollice verso!»

И нож вонзится в грудь до рукоятки

И слабого бойца прибьет к арене.

Пороки идут своим чередом, все кругом, как и добродетель, ничего не ново, все возвращается и повторяется.

... добродетель неизменно встречает препятствия на тернистом пути к совершенству, а вот грех и порок пользуются благосклонностью фортуны...

О безобразие самодовольной, непреклонной, дёшево доставшейся добродетели — ты едва ли не противней откровенного безобразия порока.