Все-таки так удобно быть принцем — хочешь танцевать и танцуешь.
— В него нельзя смотреть. Оно показывает худшее в людях.
— Сломалось, что ли? Пялюсь в него весь день. Вижу того же пирата, так же хорош, если не лучше.
Все-таки так удобно быть принцем — хочешь танцевать и танцуешь.
— В него нельзя смотреть. Оно показывает худшее в людях.
— Сломалось, что ли? Пялюсь в него весь день. Вижу того же пирата, так же хорош, если не лучше.
Ты не видел меня, когда Кристофф и Анна начали встречаться. Это был единственный раз, когда я заставила кого-то попотеть.
Все же мое дело — разбой, но как совместить разбой с благородством? Кажется, я нашел способ: чистя карманы тех, кто богат, и помогая тем, кто живет в нищете.
Если остров возник из моих фантазий, то я найду выход. Непременно найду. Обязательно. Я верю.
— Ты не боишься, что у тебя отнимут Белфайера, верно, Румпель? Ты боишься, что он уйдёт сам.
Вещи, о которых вы можете не вспоминать годами, все еще могут заставить вас плакать.
— Ей нелегко было, знаешь, жить вне закона. Я спросил её как-то раз, почему она все бросила, чтобы быть с тобой. Знаешь, что она мне ответила?
— Что?
— Она сказала: «В нем есть добро, Вил. А когда видишь в человеке добро, нельзя от него отказываться. Особенно, если он сам не видит его в себе. Если тебе когда-нибудь повезет найти настоящую любовь, сражайся за нее каждый день».