Как-то вот получается, что слабых больше жалеешь, но меньше любишь. Жалость от доброты идет, а любовь… ну, как бы это сказать… так положено человеку. Любовь первее жалости. Жалеть, конечно, надо, но больше хочется любить. Вот мне в тебе нравится то, что тебя жалеть не надо.
– А вы меня и вправду любите, Виктор Сергеевич?
– Вправду, Маша. А ты меня?
– А я, наверное, без вас жить не смогу.
Я усмехаюсь, пряча лицо в капюшон штормовки. Сможешь, Маша. И я смогу без тебя. Вопрос – как? Раны-то заживают, но потери не восстанавливаются.
Я не нуждаюсь в твоей жалости. И мне не нужны крохи любви. Я хочу любить всем сердцем и дышать полной грудью. Любовь должна быть безоглядной, но если такой любви мне не суждено испытать, то другой и не нужно.
Ему хотелось самому над собой смеяться, как он раньше смеялся над товарищами, которым случалось терять голову из-за женщины. Асгерд была совсем не похожа на колдунью, но Лейву казалось, что она подменила его душу. Ему вспоминалось, как она плакала над раненым Тормодом, делалось жаль их обоих, и, удивительное дело, на ум приходили мысли, что все остальные пленники, уже увезённые и ещё томившиеся в клетях и сараях, тоже кого-то любили и о ком-то плакали. И себя самого, последнего в роду, Лейву тоже делалось жалко. Почему он должен быть последним? Сын – всегда счастье, как говорил Высокий, даже если не застанет на свете отца. Но где теперь найти девушку, достойную подарить ему жизнь?
Он знал по опыту, как умирает страсть и уходит любовь, но жалость остается навсегда. Ее никто не в силах утолить. Ее питает сама жизнь.
Пожалеешь людей и начнешь их любить по-иному: Молча. Глядя в сердца. Гладя слабую птицу души. Разбивая стихами и криком застывшую кому — одиночество женщин, усталость молчащих мужчин.
Cлайд с цитатой