То, что ты зовешь жалостью, это не жалость — это любовь.
Как странно, что мы так часто плачем из жалости к друг другу, а о себе не проливаем ни единой слезы!
То, что ты зовешь жалостью, это не жалость — это любовь.
Как странно, что мы так часто плачем из жалости к друг другу, а о себе не проливаем ни единой слезы!
Клянусь, я не могу понять твоего парня францисканца. Если бы я был с такой девушкой, как ты, я звонил бы ей каждую секунду.
Ему хотелось самому над собой смеяться, как он раньше смеялся над товарищами, которым случалось терять голову из-за женщины. Асгерд была совсем не похожа на колдунью, но Лейву казалось, что она подменила его душу. Ему вспоминалось, как она плакала над раненым Тормодом, делалось жаль их обоих, и, удивительное дело, на ум приходили мысли, что все остальные пленники, уже увезённые и ещё томившиеся в клетях и сараях, тоже кого-то любили и о ком-то плакали. И себя самого, последнего в роду, Лейву тоже делалось жалко. Почему он должен быть последним? Сын – всегда счастье, как говорил Высокий, даже если не застанет на свете отца. Но где теперь найти девушку, достойную подарить ему жизнь?
Сердце часто заставляет нас принимать решения, которые с моральной точки зрения не приемлемы.
Я не нуждаюсь в твоей жалости. И мне не нужны крохи любви. Я хочу любить всем сердцем и дышать полной грудью. Любовь должна быть безоглядной, но если такой любви мне не суждено испытать, то другой и не нужно.
Он знал по опыту, как умирает страсть и уходит любовь, но жалость остается навсегда. Ее никто не в силах утолить. Ее питает сама жизнь.