... книги — как колодцы в пустыне, они принадлежат всем!
Ты как русская баба. Они бывают только трёх возрастов: десяти, двадцати трёх и пятидесяти лет. И перемена происходит сразу, в один день.
... книги — как колодцы в пустыне, они принадлежат всем!
Ты как русская баба. Они бывают только трёх возрастов: десяти, двадцати трёх и пятидесяти лет. И перемена происходит сразу, в один день.
Так он жил в литературе, всем известный и никому не ведомый. Он жил, как ледокол, застрявший в океане ваты.
«Я скучал по тебе», — говорит он. В груди у меня раздается звук — словно ласточка, выбившись из сил, тихо падет на землю.
В англосаксонской литературе немало произведений, где герои соревнуются в благородстве. Например, «Запад и Восток» Киплинга. В нашей литературе я что-то не могу припомнить таких героев. У нас есть прекрасные, благородные герои, но им не с кем соревноваться в благородстве, они всегда в одиночестве.
Может быть, дело в том, что в нашей истории не было рыцарства? Чешутся руки написать стихи о состязании двух людей в благородстве. Но не могу найти сюжета.
Рассматривая стопку книг, которые никто до него не открывал и которые ещё пахли типографской краской, он ощущал себя пиратом из приключенческого романа, заворожено глядящим на вырытый клад.
Я ставил на красное. Я ставил на черное, но вышло зеро.
Любовью это зовется.
А что любовь по сути? Автомат игральный.
Цветок любви до срока вянет
И сумерки таят печаль,
Но утром солнышко проглянет
И снова золотится даль.
Как море глубока любовь,
В ней утонуть так просто.
Но в море брошусь вновь и вновь,
Чтобы найти свой остров.