Ведь когда говорят только глаза, они обращаются на «ты», если даже губы ещё ни разу не произнесли «вы».
Глаза – пещерное самоцветье,
И губы – нагло-хмельными вишнями.
В такой любви, как твоя – не третьи,
Уже вторые бывают лишними.
Ведь когда говорят только глаза, они обращаются на «ты», если даже губы ещё ни разу не произнесли «вы».
Глаза – пещерное самоцветье,
И губы – нагло-хмельными вишнями.
В такой любви, как твоя – не третьи,
Уже вторые бывают лишними.
Подобно времени, пространство рождает забвенье; оно достигает этого, освобождая человека от привычных связей с повседневностью, перенося его в некое первоначальное, вольное состояние, и даже педанта и обывателя способно вдруг превратить в бродягу.
Если ты захочешь продать мои органы — продай мои губы.
Если ты их никогда не будешь больше целовать, то зачем они мне?
Если ты захочешь продать мои органы, то продай, пожалуйста, моё глупое сердце.
Оно разбито и плачет — мне не нужно такое сердце.
Когда ты захочешь продать мои органы — только не продавай мои глаза! Я буду смотреть на тебя с небес.
Оставь, любимая, мои глаза.
Нет, смерть не пугало и не тайна, это простое, разумное, физиологически необходимое явление, которое можно только приветствовать, и размышлять о ней дольше положенного значит обкрадывать жизнь.
О, любовь — ничто, если в ней нет безумия, безрассудства, если она не запретна, если боится дурного. А иначе — она только сладенькая пошлость, годная служить темой для невинных песенок...
Глаза, нос и губы — вот на что мы обращаем внимание в первую очередь, когда оцениваем чью-то внешность, в том числе и свою собственную.
Celebration. Clubs. I'm sorry, but I'm just going in the morning.
I'm not afraid of your eyes, lips much more dangerous.
Время — не такое, как на вокзальных часах, где большая стрелка рывком отмечает сразу протекшие пять минут, а скорее такое, как на крошечных часиках, когда движение стрелки остаётся неуловимым, или такое, когда незримо для глаз растёт трава, хотя втайне она все же вырастает, и в один прекрасный день это становится совершенно очевидным.
Надеюсь, вы ничего не имеете против злости? Я считаю, что она самое блестящее оружие разума против мрака и безобразия. Злость, сударь мой, это душа критики, а критика — источник развития и просвещения.