Право жить есть такой щедрый, такой незаслуженный дар, что он с лихвой окупает все горести жизни, все до единой.
Она сказала мне, что ей двадцать семь лет и что ей все опротивело и надоело, а больше всего ее учительство.
Но почему же она обрекла себя на такую жизнь? — О, просто из моды! — ответила она.
Мудрец — что знает он о женщине?
Во-первых, он не мог стать мудрым, пока не состарился, следовательно, он знает женщину лишь по воспоминаниям. А во-вторых, у него нет и воспоминаний, ибо он никогда не знал её. Человек, имеющий предрасположение к мудрости, всю свою жизнь занят только этим предрасположением и ничем другим, он холит его и пестует, трясется над ним, живет для него. Никто не ходит к женщине, чтобы набраться мудрости. Четверо мудрейших мира, которые оставили нам свои размышления о женщине, сидели и выдумывали её; они были стариками, независимо от того, молодыми или преклонных лет, они умели ездить лишь на волах. Они не знали женщину в святости её, не знали женщину в прелести её, не знали, что без женщины нельзя жить. Но они писали и писали о женщине. Подумать только, писали, никогда не видав её.
Горевать? Это женское дело. Жизнь дана нам во временное пользование, и я с благодарностью принимаю этот дар. Бывали времена, когда у меня водилось золото, серебро, медь, железо и другие металлы, и было очень забавно жить на свете, гораздо забавнее, чем в уединении вечности; но забава не может продолжаться без конца. Я не знаю никого, кого не постигла бы такая печальная участь, как меня, и в то же время я не знаю никого, кто хотел бы примириться с этим. О, как эти люди катятся по наклонной плоскости! Но сами они в это время говорят: «Посмотрика, как я лезу вверх!» И после первого же юбилея они покидают жизнь и начинают прозябать. После того, как человеку минет пятьдесят лет, он вступает в семидесятые годы. И оказывается, что железо не раскалено больше и что его вовсе и не было… Но, Господи, Боже ты мой, глупость упорно продолжает утверждать, что железо было, и она даже воображает, что оно раскалено. Посмотрите-ка на железо! — говорит глупость, — посмотрите, ведь оно раскалено докрасна! Будто есть смысл в том, чтобы отгонять смерть еще в течение двадцати лет от человека, который уже начал понемногу умирать! Я этого не понимаю; но ты, вероятно, понимаешь это в своей беззаботной посредственности и во всеоружии своих школьных познаний. Однорукий человек может все-таки ходить, а одноногий может еще лежать.
Каждый должен знать свое место. Это не снобизм. Это единственный способ поддерживать порядок. Субординация. Пунктуальность. Планирование. Профессионализм. Вот четыре кита на которых держится бизнес. Истинных профессионалов ничтожно мало.
Ты когда нибудь получал по морде? Пощёчину, получал хоть раз в жизни? Я вырос на улице. Керем также вырос на улице. Меня много раз избивали. После избиения всегда клонит в сладкий, сладкий сон.... Человеку всё ни по чём. Нас хорошо побила жизнь. Ты не знаешь это чувство. Ты сын чиновника, выросший в порядочном районе. Мы же выросли на улицах. На улице разборкам нет конца. Получая удары от жизни, ты учишься жить, братец. В самый прекрасный момент ударит тебя в живот. Ты научишься также бить, иначе не выживешь. Иначе до конца своей жизни будешь получать эти удары. Если выстоишь — выживешь. Если сломишься — проиграешь. Всё настолько просто.
Жизнь слишком коротка. Поэтому ты не успеваешь ничего накопить, кроме бредовых мыслей о самом себе. Так зачем тогда обращать внимание на чужие слова?
Я спрашиваю его, не слышал ли он когда-нибудь о реальной жизни. Дюк говорит, что слухи о реальной жизни сильно преувеличенны. Этого-то я и боялся, говорю я.
Cлайд с цитатой