Я — это стержень, несущая опора для мира,
Моя смерть — это блеф, что круто разрекламирован.
Тело в мясо, вражий запас патронов иссяк,
Но я продолжусь во всем, к чему притронулся.
Я — это стержень, несущая опора для мира,
Моя смерть — это блеф, что круто разрекламирован.
Тело в мясо, вражий запас патронов иссяк,
Но я продолжусь во всем, к чему притронулся.
Ты говоришь, что твой мир рухнул. Хорошо. Пусть он рухнет, а ты имей храбрость оплакать его. Сравняй свой мир с землёй! И только тогда, родившись заново, ты начнёшь жизнь заново.
— Я думал, что ты уже давно гниешь на дне чужого моря.
— То, что мертво, умереть не может.
Жизнь обводит в истории даты,
Катастрофами в черные кольца.
Не для поиска виноватых,
А для размаха крыла добровольцев.
Закружились, как пылинки во Вселенском танце.
Вспомни старый район, где нам по 17.
Ветер времени, над нами деревья качались.
Даже через годы мы любили, как в самом начале.
Было тихо будто город под водой,
И ты боялась засыпать, чтобы не проснуться одной.
Не просто чувство, давно знакомы мы с ним.
Меняя лишь тела, встречаемся в нескольких жизнях.
Нам дали чистый разум, чуткое сердце в грудь,
Это не задействуется при «трахаться и дуть».
Человек, который отошел от мира и располагает возможностью наблюдать за ним без интереса, находит мир таким же безумным, каким мир находит его.
Я все еще верю: настанет тот день, когда люди вложат мечи в ножны, повесят копья на стену, нация перестанет восставать против нации и больше никогда не познает войн. Я все еще верю, что когда-нибудь ягненок будет лежать рядом со львом, каждый человек будет сидеть у своего виноградника или под инжирным деревом — и никто ничего не будет бояться.
Я уверен в одном: то, что нам разрешено видеть, осязать и осмысливать, — это лишь капелька в море жизни. Если бы мир был настолько же примитивен, насколько он нам показан, то этот мир не смог бы существовать.
Лицемеру вся вселенная кажется лживой — она неосязаема, она превращается под его руками в ничто.