Когда ты видишь то, что другие видеть не могут, твое любопытство может взять верх над тобой, и ты захочешь увидеть то, что кроется за гранью нашего мира.
Мир, как лёд, холодный, такова система.
Когда ты видишь то, что другие видеть не могут, твое любопытство может взять верх над тобой, и ты захочешь увидеть то, что кроется за гранью нашего мира.
... Настоящее никогда не теряется в бездне прошлого. Допустим, я излучаю в пространство свое изображение, свои поля – в общем все, что я как космическое тело собой представляю. И сколько бы ни прошло лет, в каком‑то отдаленном уголке Вселенной всегда найдется это мое мчащееся излучение, и оно будет физически воздействовать на встречающиеся объекты. Мое прошлое будет реально существовать в моем далеком будущем!
Но кто живет в этих мирах, если они обитаемы? Мы или они Владыки Мира? Разве все предназначено для человека?
The ray of night embraces
My mind.
Afraid to look back in to
the heartless
World of dust and blood
I'll hide from the sun.
Между тем до Перемены весь мир находился в таком нездоровом, лихорадочном состоянии, был раздражителен, переутомлен и мучился над сложными, неразрешимыми проблемами, задыхаясь в духоте и разлагаясь. Самый воздух, казалось, был отравлен. Здравого и объективного мышления в то время на свете вообще не существовало. Не было ничего, кроме полуистин, поспешных, опрометчивых выводов, галлюцинаций, пылких чувств. Ничего...
Мир боится не «человеческих жертв», а боится он неизвестности. И в результате мир «отдаётся» тому, кто может держать баланс, тому, у кого есть сила не позволить событиям хлынуть через край.
В этом мире ожидания сопряжены с испытаниями, и пребывание в нём есть умирание. Его радости смешаны с горем. То, что теряешь в нём, не возвращается, и [никогда] не знаешь, что ожидает [тебя] впереди. Его обещания лживы, а надежды [, которые он вселяет,] обманчивы. [Самое] чистое в нём не лишено примеси, и жизнь здесь в тягость.