— У нас с Лавандой всё по-серьёзному. Химия.
— Надолго ли?
— Кто знает. Это свободная страна.
— У нас с Лавандой всё по-серьёзному. Химия.
— Надолго ли?
— Кто знает. Это свободная страна.
— Мне бы хотелось спросить вашего совета, — произнёс Северус уже обычным тоном. — Я знаю ещё одного пятикурсника из Слизерина, которого обижали гриффиндорцы. Он добивался расположения красивой маглорождённой девушки, которая однажды увидела, как его мучают, и попыталась спасти от хулиганов. Он назвал её грязнокровкой, и это был конец их отношений. Он извинялся много раз, но она так и не простила его. Как вы думаете, что он мог бы сказать или сделать, чтобы заслужить прощение, подобное тому, что вы дали Лестрейнджу?
— Э-э-э, — выдавил Гарри, — основываясь лишь на этой информации, я не думаю, что проблема была только в нём. Я бы посоветовал ему не встречаться с девушкой, настолько неспособной к прощению. Допустим, они поженились, можете ли вы представить жизнь в такой семье?
Возникла пауза.
— Но ведь она умела прощать, — удивился Северус, — иначе почему впоследствии она стала девушкой того хулигана? Скажите мне, почему она простила хулигана, а не того, кто был обижен?
Гарри пожал плечами.
— Навскидку, потому, что хулиган сильно ранил кого-то другого, а обиженный хоть и слегка, но ранил её. В общем, по какой-то причине для неё это оказалось гораздо менее простительным. Впрочем, стоит ли копать слишком глубоко? Был ли хулиган красив? Или богат?
Возникла очередная пауза.
— «Да» по обоим пунктам, — ответил Снейп.
— Ну вот и ответ, — кивнул Гарри. — Я никогда не учился в старших классах, но мои книги говорят о существовании определённого сорта юных девушек, которые будут в ярости от единственной обиды, полученной от бедного невзрачного паренька, но которые могут найти место в своём сердце для прощения богатого и красивого хулигана. Другими словами, она была поверхностной. Передайте ему, кто бы он ни был, что она не стоит его. Ему нужно преодолеть это чувство и двигаться дальше, встречаясь с девушками, которые не столь прелестны, сколь содержательны.
— Я и забыл, — солгал Гарри, которого вел за собой «Феликс Фелицис». — Вы ведь любили её, верно?
— Любил? — переспросил Слизнорт, и глаза его до краев наполнились слезами. — Я и вообразить себе не могу человека, который знал бы её и не любил. Такая храбрая, такая веселая… Ничего ужаснее…
Любовь ослепляет. Мы оба пытались дать нашим сыновьям, не то, что было нужно им, а то, что было нужно нам. Мы были так заняты попытками исправить наше прошлое, что разрушили их настоящее.
— А если я взмахну палочкой и ничего не произойдет? — поинтересовался Гарри.
— Тогда отбрось палочку в сторону и дай ему кулаком в нос, — посоветовал Рон.
— А над чем ты работаешь? — поинтересовался Гарри.
— Доклад для Департамента международного магического сотрудничества, — с важностью проговорил Перси. — Мы хотим стандартизировать толщину котлов. У некоторых — импортного производства — тонковаты стенки, количество протечек за год выросло почти на три процента.
— Твой доклад перевернёт мир, — серьёзно сказал Рон. — На первой странице «Ежедневного Пророка» — мировая сенсация, борьба с протечками в котлах.
— Северус Снегг служил не тебе, — сказал Гарри. — Он был на стороне Дамблдора с той самой минуты, как ты стал преследовать мою мать. А ты так ничего и не заметил, потому что это как раз то, чего ты не понимаешь. Ты видел когда-нибудь, как Снегг вызывает Патронуса?
Волан-де-Морт не ответил.
— Патронус Снегга — лань, — сказал Гарри, — как у моей матери, потому что он любил её всю жизнь, с самого детства. — Гарри увидел, как затрепетали ноздри Волан-де-Морта. — Разве он не просил тебя пощадить её?
— Он хотел её, вот и всё, — насмешливо сказал Волан-де-Морт.
Когда Волшебная шляпа закончила петь, весь Большой холл загремел аплодисментами.
— Когда распределяли нас, она пела другую песню, — заметил Гарри, хлопая вместе со всеми остальными.
— Она каждый год поёт новую, — ответил Рон. — Согласись, это, наверное, довольно скучное занятие — быть Шляпой, так что, я думаю, она целый год сочиняет очередную песню.
— Не уходи!
— Те, кого мы любим — никогда нас в действительности не покидают. Есть вещи не подвластные смерти. Картины... и память... и любовь.