— Будьте здоровы, ауфидерзейн! Вот так!
— Вы не имеете права, отнимать собственность. У вас нет совести. Я буду жаловаться самому Марксу.
— Маркс уже одобрил наши действия. Прочтите на досуге манифест коммунистической партии.
— В отличие от вашей буржуазной совести, наша совесть революционная, народная! Вы обобрали народ, а мы всё это вернём. Вот ваш паспорт и... гуляйте.
— Через десять минут вас сомнут. Сколько у вас людей?
— Решили полюбоваться?
— Отделение и два пулемёта должны подойти. Что делать будем?
— Ясно. А ничего. Перекрываем границу или отойдите в сторону пусть бегут на пулемёты. Взвод, слушай мою команду! Ко мне! Примкнуть штыки!
— Гамаюн, против безоружных нельзя!
— Пулемётчики, десять шагов вперёд! Марш! Прицел четыре, целик два! По немецким позициям, приготовиться! Становись! Правая шеренга кругом! К бою! Все назад, будем пропускать только в установленном порядке!
— Однако, хватка у вас. Слушай капитан, а ты теперь в «установленном порядке» туда, к германцам?
— У меня в вагоне осталась семья, позвольте мне уйти! И начните пропускать людей, следующий натиск вы не выдержите...
— Они умышленно создают пробку на границе, чтоб вызвать беспорядки и осложнить начавшиеся переговоры о мире.
— Тут такое творится... Вы второй кто о защите пропускного пункта говорит. Надёжной армейской охраной. Нет никакой, ни надёжной, ни ненадёжной...
— Да видел уже, на станции обстановка накалённая, товарищи. Так какого же рожна, вы офицеров расстреливаете? Совсем рехнулись? А если бы эта толпа раздавила вас, а потом пошла на проволочные заграждение, а немцы ударили бы из пулемётов. Тысячи убитых и сорванные переговоры! Виновные в расстреле будут строго наказаны, можете не сомневаться.
— Эх, не мордовали вас золотопогонники. не материли... А мы натерпелись!
— Меня тоже на Сахалине десять лет пирогами потчевали, однако я ж не мщу своим бывшим «учителям».
— Говорит привёз товарища Житомирского, городского комиссара по финансам, тот осматривает помещение банка под финансовый отдел. Пошли, всё равно мы этого комиссара в глаза не видели, а в мандатах этих, сам чёрт ногу сломает.
— Автомобиль.
— Ага. Знакомый узорчик шин.
— Ушел Серж. Не поверишь, за всю службу в первый раз попятнали. Оружие держи наготове.
— Ну что, давай посмотрим из-за чего весь сыр-бор. Деньги... Не наши.
— Менд оф Ингленд иц файф. Фунты стерлингов. Купюры по пять фунтов, в каждой пачке по сто штук. А тут их не менее пятисот. Вот и считай.
— Ничё себе. Двести пятьдесят тыщь. С ума сойти можно.
— По прежнему курсу шесть рублей фунт, это полтора миллиона получается. А по нынешним вообще не пересчитать. Знали мерзавцы за что жизнью рискуют.
— А с другой стороны, на кой чёрт им здесь иностранные деньги.
— Наивные рассуждения, Серж пришел с немецкой стороны. Собирался обратно, когда он будет там, эти деньги у него охотно бы купили.
— На кой чёрт мне за деньги деньги покупать? Я понимаю одежда, хлеб, но деньги? Но научимся, на первое время у нас образованный ты есть...
— Это же... Это же валюта! А ещё хотите всей Россией управлять... Таких элементарных вещей не понимаете.
Если есть деньги, могу предложить тарелку бобов. Да ты не просто есть хочешь, ты голодал видно. Обычно так бывает, когда второпях пересекаешь пустыню. А если торопишься, значит, совесть у тебя не чиста, да?
У Канта есть дивная запись: мочеиспускание – единственное наслаждение, не оставляющее укоров совести.
Если есть деньги, могу предложить тарелку бобов. Да ты не просто есть хочешь, ты голодал видно. Обычно так бывает, когда второпях пересекаешь пустыню. А если торопишься, значит, совесть у тебя не чиста, да?
Cлайд с цитатой