Под кожей белою вены синие
С кровушкой красною, как на флаге России.
Три цвета, без которых нам нельзя.
Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России.
Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.
И надеждою маюсь,
(полный тайных тревог)
что хоть малую малость
я России помог.
Никогда не погаснет пламя
Священного огня.
Мы будем бороться за твою свободу!
Живи, Россия моя!
Мы будем подниматься снова и снова,
Пусть мир будет против меня.
И мы умрём за тебя, Россия.
Живи, Россия моя.
Казалось, Нессельроде прав: России сказать нечего, Россия унижена, Россия отодвинута, Россия бессловесна...
Был обычный осенний день, когда в Петербурге застучал телеграф, рассылая по столицам мира циркуляр министра, обращённый вроде бы к русским послам за рубежом, на самом же деле адресованный ко вниманию всей Европы.
Главная задача — развитие внутренних сил страны.
Но это не значит, что Россия замыкается в себе.
Напротив, она готова активно участвовать в политической жизни всего мира, и в первую очередь — в Европе...
Телеграфы отстукивали решающий аккорд Горчакова:
Говорят, что Россия сердится.
Нет, Россия не сердится.
Россия сосредоточивается.
Последнюю фразу с французского языка в столицах мира переводили по-разному, а зачастую она звучала с угрозой:
— Россия усиливается...
Не хватит слез березовых, чтобы спасти страну,
Чтоб перепутала врагов и тянет нас ко дну.
В России вам не позволят прожить, не жертвуя всем ради любви к земному отечеству, освященной верой в отечество небесное.
Бессмертное счастие наше
Россией зовётся в веках.
Мы края не видели краше,
А были во многих краях.
Cлайд с цитатой