Чак Паланик. Бойцовский клуб

Люди, которым ты пытаешься помешать, это те, от кого ты зависишь всю жизнь. Мы стираем ваше белье, готовим вам еду и подаем ее на стол. Мы расстилаем вам постель. Мы храним ваш покой, пока вы спите. Мы водим машины скорой помощи. Мы отвечаем на ваш звонок на телефонной станции. Мы — повара и водители такси — знаем про вас все. Мы обрабатываем ваши страховые полисы и банковские счета. Мы — нежеланные дети истории, которым с утра до вечера внушают по телевизору, что когда-нибудь мы можем стать миллионерами и рок-звездами, но мы не станем ими никогда.

— И мы начали понимать это, — говорит Тайлер, — поэтому лучше не трогайте нас.

0.00

Другие цитаты по теме

Слова Тайлера срываются с моих губ. А ведь когда-то я был таким славным малым.

Странные мы существа: если мы чего-то не понимаем, нас это бесит. Нам обязательно нужно навешать на все ярлыки, разложить все по полочкам, все объяснить. Даже то, что по природе своей необъяснимо. Даже Господа Бога.

Когда у тебя бессонница, всю ночь думаешь, не переставая.

Сплю я или нет? Спал я или нет? Так уж устроена бессонница.

Бывают такие состояния, когда спишь полностью, кроме той твоей части, которая сознает, что бодрствует.

Мы можем растратить все наши жизни, позволяя миру диктовать нам, кто мы есть. Нормальные или ненормальные. Святые или сексоманы. Герои или жертвы. Позволяя истории рассказывать нам, какие мы плохие, или какие хорошие. Позволяя нашему прошлому решать наше будущее. Или можем решать сами. И может быть, наше дело — открыть что-нибудь получше.

Почему это люди с такой легкостью выбрасывают то, от чего они были буквально без ума ночь назад.

Рождественская елка, к примеру. Миг назад она была в центре всеобщего внимания. И вот, вместе с сотнями таких же елок, лежит никому не нужная в кювете вдоль шоссе, блестя фольгой, золотой и серебряной. Смотришь на эти елки и думаешь то ли о жертвах дорожно-транспортного происшествия, то ли о жертвах сексуального маньяка, который бросает их связанными черной изолентой и с нижним бельем, вывернутым наизнанку.

А если ты никогда не дрался, то боишься всего на свете: боишься боли, боишься того, что не сможешь справиться с противником.

– Я покончил с жаждой физической власти и собственническим инстинктом, – шепчет Тайлер, – потому что только через саморазрушение я смогу прийти к власти над духом.

Если уж суждено умереть, то лучше об этом и не знать.

Я глуп. Я только все время чего-то хочу, все время за что-то цепляюсь. За мою жалкую жизнь. За мою дерьмовую работу. За шведскую мебель.