Когда у тебя бессонница, всю ночь думаешь, не переставая.
Сплю я или нет? Спал я или нет? Так уж устроена бессонница.
Когда у тебя бессонница, всю ночь думаешь, не переставая.
Сплю я или нет? Спал я или нет? Так уж устроена бессонница.
Всё вокруг кажется таким далеким, копией, снятой с копии, сделанной с ещё одной копии.
Бессонница встаёт вокруг как стена: ты не можешь ни до чего дотронуться, и ничто не может дотронуться до тебя.
Бывают такие состояния, когда спишь полностью, кроме той твоей части, которая сознает, что бодрствует.
– Переработка отходов и ограничение скорости движения – это полная чушь, — сказал Тайлер. – Мне это напоминает тех курильщиков, что решают бросить курить, лёжа на смертном одре.
А если ты никогда не дрался, то боишься всего на свете: боишься боли, боишься того, что не сможешь справиться с противником.
– Я покончил с жаждой физической власти и собственническим инстинктом, – шепчет Тайлер, – потому что только через саморазрушение я смогу прийти к власти над духом.
Почему это люди с такой легкостью выбрасывают то, от чего они были буквально без ума ночь назад.
Рождественская елка, к примеру. Миг назад она была в центре всеобщего внимания. И вот, вместе с сотнями таких же елок, лежит никому не нужная в кювете вдоль шоссе, блестя фольгой, золотой и серебряной. Смотришь на эти елки и думаешь то ли о жертвах дорожно-транспортного происшествия, то ли о жертвах сексуального маньяка, который бросает их связанными черной изолентой и с нижним бельем, вывернутым наизнанку.
Я глуп. Я только все время чего-то хочу, все время за что-то цепляюсь. За мою жалкую жизнь. За мою дерьмовую работу. За шведскую мебель.