Листок в подземном переходе,
кленовый, с выпуклостью жил.
Он не принадлежит природе
уже. Он просто так лежит.
Притормози свой бег прохожий,
пока не хрустнул под ногой
кленовый лист — такой несхожий
с моей, твоей... ничьей? — судьбой.
Листок в подземном переходе,
кленовый, с выпуклостью жил.
Он не принадлежит природе
уже. Он просто так лежит.
Притормози свой бег прохожий,
пока не хрустнул под ногой
кленовый лист — такой несхожий
с моей, твоей... ничьей? — судьбой.
Черный лебедь плывет из вчерашнего дня
а завтрашний день — мимо меня.
Светел закат и прозрачна вода,
каждому «нет» соответствует «да».
Господи, мне возвращаться домой
в полупомешанный город родной,
где я хочу доверять и любить,
но получаю в ответ: «может быть».
Не опера, а оперетта
мне суждены. Два-три куплета
и выход в яростный канкан.
Пляши и знай: жива осталась,
благодари за эту малость.
... так умирает Виолетта
за час последний до рассвета,
и, потеряв ее, Альфред
к виску подносит пистолет,
потом в себя приходит... Всё же
Париж прекрасен, жизнь дороже
стенаний о былой любви
и выбор сделан.
Снег еще лежит по углам дворов,
жизнь еще во лжи, но уже в трудах.
Разгребает комья смерзшихся слов,
принимает стыд, отгоняет страх.
И последним листочком вдохнет ледяной октябрь.
Тишина будет вечно плескаться в моей груди.
Я воскресну, как тот, упомянутый всуе Лазарь,
Потому что пора моей жизни вперед идти.
Человек может быть злым — вот всё, чему нас учили,
и вытолкнули сюда, в жизнь,
которая оказалась проще предостережений,
но куда сложнее, чем нам казалось.
Вся жизнь может измениться за секунду, а ты даже знать не будешь, когда. «До» ты знаешь, в каком мире ты живешь, а «после» — всё уже по-другому. Может быть и не плохо, не всегда, но по-другому. Навсегда!
Это одна из жестоких особенностей жизненного театра, все мы считаем себя звёздами, напрочь отказываясь понять и признать свою истинную сущность второстепенных персонажей, а то и статистов.