Снег еще лежит по углам дворов,
жизнь еще во лжи, но уже в трудах.
Разгребает комья смерзшихся слов,
принимает стыд, отгоняет страх.
Снег еще лежит по углам дворов,
жизнь еще во лжи, но уже в трудах.
Разгребает комья смерзшихся слов,
принимает стыд, отгоняет страх.
Я пою песню про снеговика как в первый раз,
Шагаю все в тех же ботинках, на мне все тот же шарф.
Стало тяжелее только жить, только дышать.
Черный лебедь плывет из вчерашнего дня
а завтрашний день — мимо меня.
Светел закат и прозрачна вода,
каждому «нет» соответствует «да».
Господи, мне возвращаться домой
в полупомешанный город родной,
где я хочу доверять и любить,
но получаю в ответ: «может быть».
Не опера, а оперетта
мне суждены. Два-три куплета
и выход в яростный канкан.
Пляши и знай: жива осталась,
благодари за эту малость.
... так умирает Виолетта
за час последний до рассвета,
и, потеряв ее, Альфред
к виску подносит пистолет,
потом в себя приходит... Всё же
Париж прекрасен, жизнь дороже
стенаний о былой любви
и выбор сделан.
Я шел туда, где заканчивается город. Я шел по шумным улицам, где разноцветные машины превращаются в черно-белых людей с грустными глазами, а огни магистралей слепят глаза и сводят с ума красавицу ночь. Я шел по пыльным крышам домов, где бродячие коты чуют шальную весну, а пугливые голуби едят из рук, наблюдая круглыми глазами за смешным неловким человеком, принесшим в карманах хлеб. Я шел по паркам, где симметричность цветов выверена до угловатости, но детский смех слышится намного чаще. Я шел туда, где заканчивается город. Туда, где мы с тобой сядем на берегу моря и будем смотреть в медленно алеющий горизонт, никуда не спеша, рассказывая друг другу пустяки и смеясь общим воспоминаниям. Но там, где кончался один город, начинался другой. И снова гудели машины, куда-то спешили поезда, люди торопились жить, сбивая ногами случайную росу, а кто-то снова хотел нас... Мы прощались коротким рукопожатием, мы разбегались по делам, бесконечно отражаясь в вырастающих на глазах витринах, мы говорили о самом важном, но взлетал самолет и звук наших голосов таял... А потом выпал снег. Словно бы из ниоткуда. Словно бы чудо. Просто однажды утром мы проснулись, вышли из дома, а города больше не было. Была степь, звездное небо под ногами, был свет и была тишина. И тогда я посмотрел наверх, пристально вглядываясь в синеву, и понял, где же заканчивается город.
Вот бы снег падал и падал, застилая все вокруг белым полотном. Было бы здорово. Словно жизнь началась с чистого листа.
Мы – яблоки, надкусанные жизнью.
Мы – райские.
Любили, ненавидели, дружили
По-разному.
Для яблок нежеланье в гроб ложиться –
Заразное…
Это очень важно, чтобы между тобой и всем остальным миром было стекло. Плоский экран. Если стекло есть, всё О’к. Можешь считать, что жизнь – это просто кино. Если нет, приходится признать, что творящаяся на свете задница имеет какое-то отношение к тебе… Какое-то очень серьёзное отношение.
Я действительно считаю, что если вы чувствуете, что вам нужно сделать то
или иное, делайте это. После, если вам скажут, что вы ошиблись, и вы
это признаете, вам нечего будет стыдиться. Вы живете только раз.