Василий Васильевич Розанов. Опавшие листья

Покорить брак закону любви... казалось бы, в этом ведь христианство: всё — покорять закону согласия, мира, тишины. Но, именно, в христианстве, — не в мусульманстве, не в еврействе, — две тысячи лет бьется другой принцип: Покорить любовь закону брака.

И все в этом задыхаются.

Бог сотворил любовь. Адам и Ева были в любви... Любовь древнее «закона брачного».

И следуйте этому, попы; или, во всяком случае, вам не будут повиноваться. Будете убивать за это, и все-таки вам повиноваться не будут: по слову Писания — «любовь сильнее далее и смерти».

0.00

Другие цитаты по теме

Сильная любовь кого-нибудь одного делает ненужной любовь многих.

Толстой удивляет, Достоевский трогает.

Каждое произведение Толстого есть здание. Что бы ни писал или даже ни начинал он писать («отрывки», «начала») — он строит. Везде молот, отвес, мера, план, «задуманное и решенное». Уже от начала всякое его произведение есть, в сущности, до конца построенное. И во всём этом нет стрелы (в сущности, нет сердца).

Достоевский — всадник в пустыне, с одним колчаном стрел. И капает кровь, куда попадает его стрела. Достоевский дорог человеку. Вот «дорогого»-то ничего нет в Толстом. Вечно «убеждает», ну и пусть за ним следуют «убеждённые». Из «убеждений» вообще ничего не выходит, кроме стоп бумаги и собирающих эту бумагу, библиотеки, магазина, газетного спора и, в полном случае, металлического памятника. А Достоевский живёт в нас. Его музыка никогда не умрёт.

Любить — значит «не могу без тебя быть», «мне тяжело без тебя», «везде скучно, где не ты».

Это внешнее описание, но самое точное.

Любовь — вовсе не огонь (часто определяют), любовь — воздух. Без неё нет дыхания, а при ней дышится легко. Вот и всё.

Любовь подобна жажде. Она есть жаждание души тела, то есть души, коей проявлением служит тело. Любовь всегда к тому, чего «особенно недостает мне», жаждущему. Любовь есть томление; она томит; и убивает, когда не удовлетворена. Поэтому-то любовь, насыщаясь, всегда возрождает. Любовь есть возрождение. Любовь есть взаимное пожирание, поглощение. Любовь — это всегда обмен — души-тела. Поэтому, когда нечему обмениваться, любовь погасает. И она всегда погасает по одной причине: исчерпанности матерьяла для обмена, остановки обмена, сытости взаимной, сходства-тожества когда-то любивших и разных. Эта любовь, естественно умершая, никогда не возродится... Отсюда, раньше её (полного) окончания, вспыхивают измены, как последняя надежда любви: ничто так не отдаляет (творит разницу) любящих, как измена которого-нибудь. Измена есть, таким образом, самоисцеление любви, «починка» любви, «заплата» на изношенное и ветхое. Очень нередко «надтреснутая» любовь разгорается от измены ещё возможным для неё пламенем, и образует сносное счастье до конца жизни. Тогда как без «измены» любовники или семья равнодушно бы отпали, отвалились, развалились; умерли окончательно.

Любовь есть боль. Кто не болит (о другом), тот и не любит (другого).

Если кого я люблю, я нередко бешусь от тревоги, что люблю

напрасной любовью,

Но теперь мне сдается, что не бывает напрасной любви, что

плата здесь верная, та или иная.

(Я страстно любил одного человека, который меня не любил,

И вот оттого я написал эти песни.)

Любовь может возвысить человеческую душу до героизма, вопреки естественному инстинкту, может подтолкнуть человека к смерти, но она хранит и боязнь печали.

Ее больше мучило предчувствие страдания, ведь уйти из этого мира — это значит не только упасть в ту пропасть, имя которой — неизвестность, но еще и страдать при падении.

Ты рисуешь карту звездного неба на моей груди. Сейчас нам не нужно иных ласк, нам не нужно слов. Пусть мир тревожно заглядывает сквозь запотевшие от раскалившегося дыханья окна, пусть музыка заслоняет собой реальность, впитывая твой голос, мою нежность, наши души... Ты рисуешь карту звездного неба на моей груди. Маршруты новых звезд разбегаются по коже, отражаются в твоих глазах. И ты читаешь во мне, в звенящем молчании: я. люблю. тебя. сейчас. Сейчас, здесь не существует иного. И закрыв глаза, я всматриваюсь, вчувствываюсь в этот маленький мир, созданный случайным актом одной любви. Яблоки на полу, красный как жизнь виноград, прозрачные шторы на ветру, заблудившееся солнце, игра теней в сигаретном дыме, тающее на столе мороженое, тающий в воздухе смех... Танец ангелов в земной пыли. Как мало порой нам нужно, чтобы навек остаться. Ты рисуешь карту звездного неба на моей груди...

Скарлетт: Однажды вы сказали: «Помоги, боже, тому, кто её полюбит!»

Ретт: Помоги мне, боже...

В чистой и безмятежной жизни девушек наступает чудесный час, когда солнце заливает лучами их душу, когда каждый цветок что-то говорит им, когда биение сердца сообщает мозгу горячую плодотворность и сливает мечты в смутном желании, — день невинного раздумья и сладостных утех. Когда ребенок впервые начинает видеть, он улыбается. Когда девушке впервые открывается непосредственное чувство, она улыбается, как улыбалась ребенком. Если свет — первая любовь в жизни, то любовь не свет ли сердцу?