Любовь моя, люби! — да не развяжешь
вовек ты жгучий узел этой жажды
под ветхим солнцем в небе опустелом!
А всё, в чём ты любви моей откажешь,
присвоит смерть, которая однажды
сочтётся с содрогающимся телом.
Любовь моя, люби! — да не развяжешь
вовек ты жгучий узел этой жажды
под ветхим солнцем в небе опустелом!
А всё, в чём ты любви моей откажешь,
присвоит смерть, которая однажды
сочтётся с содрогающимся телом.
Воистину ничем не дорожа
За этим легкомысленным занятьем,
Мы верим, что не будет платежа,
Но если он и будет, мы заплатим.
Чего бояться нам — тюрьмы, тоски,
Ущерба очагу, вреда здоровью?
Но это все такие пустяки
В сравнении со смертью и любовью.
Может быть, у смерти совсем другое имя. Мы ведь видим ее всегда только с одной стороны. Может быть, смерть – это совершенная любовь между нами и Богом.
Сонет — монета, и на ней портрет
Души. На обороте же прочтите:
Он плата ли за гимн, что Жизнью спет,
Приданое в Любви роскошной свите,
Налог ли Смерти, собранный Хароном
У пристани, под чёрным небосклоном.
Упокоенным – покоя, а живым – не жить без боли,
Без ромашкового поля, к бою скрещенных мечей.
И, конечно, без любви не жить нам, как земле без соли:
Смерть каждая – твоя смерть – так становятся сильней...
Смерть в каждом обороте стрелки, жизнь в случайно услышанной фразе.
Видишь, небо прощупывают тарелки — это наша врождённая жажда связи.
– Освобождение… Примирение… Ты, мой любимый, не умер… Я больше не буду терять тебя каждый день… Не только по ночам ты будешь со мной… Ты навсегда мой… Ты во всем мой… Я – это ты… Я – это ты… ты…
Потом она повернулась и снова пошла по залитым лунным светом тропинкам. Ее лицо было светло и благостно, ее глаза излучали блаженство, как в тот день, когда он впервые поцеловал ее…
Кто любит, тот умирает спокойно. У кого есть Родина, тот, умирая если не за неё, то хотя бы-только в ней, на ней, умирает всегда уютно, как бы ребёнок, засыпая в мягкой и тёплой постельке, — хотя бы эта смерть была и в бою, хотя бы это и была смерть лётчика, упавшего с километровой высоты на каменистую землю. Только Родина даёт внутренний уют, ибо всё родное — уютно, и только уют есть преодоление судьбы и смерти.
Я люблю тебя, люблю безумно,
с книгой мертвой и с улыбкой грустной,
в башне ожиданья темно-синей
и в пещере смутных, душных лилий,
на постели моря, в лунной нише,
на балу, что снится черепахе.