Ведь за маской Любви всегда прячется Смерть!
Вот же зачем. Теперь это в нас. Теперь это мы —
мы навсегда, мы насовсем, мы не рабы,
мы полнота. Дай нагляжусь. Мы полнота.
Ясно ежу. Птице светло. Смерть, да не та.
Ведь за маской Любви всегда прячется Смерть!
Вот же зачем. Теперь это в нас. Теперь это мы —
мы навсегда, мы насовсем, мы не рабы,
мы полнота. Дай нагляжусь. Мы полнота.
Ясно ежу. Птице светло. Смерть, да не та.
Может быть, у смерти совсем другое имя. Мы ведь видим ее всегда только с одной стороны. Может быть, смерть – это совершенная любовь между нами и Богом.
Воистину ничем не дорожа
За этим легкомысленным занятьем,
Мы верим, что не будет платежа,
Но если он и будет, мы заплатим.
Чего бояться нам — тюрьмы, тоски,
Ущерба очагу, вреда здоровью?
Но это все такие пустяки
В сравнении со смертью и любовью.
– Освобождение… Примирение… Ты, мой любимый, не умер… Я больше не буду терять тебя каждый день… Не только по ночам ты будешь со мной… Ты навсегда мой… Ты во всем мой… Я – это ты… Я – это ты… ты…
Потом она повернулась и снова пошла по залитым лунным светом тропинкам. Ее лицо было светло и благостно, ее глаза излучали блаженство, как в тот день, когда он впервые поцеловал ее…
Сонет — монета, и на ней портрет
Души. На обороте же прочтите:
Он плата ли за гимн, что Жизнью спет,
Приданое в Любви роскошной свите,
Налог ли Смерти, собранный Хароном
У пристани, под чёрным небосклоном.
Упокоенным – покоя, а живым – не жить без боли,
Без ромашкового поля, к бою скрещенных мечей.
И, конечно, без любви не жить нам, как земле без соли:
Смерть каждая – твоя смерть – так становятся сильней...
Стоит только начать разглядывать на ладони живую букашку или смотреть на вечернее море, вглядываясь в каждую волну, как всё исчезает — и образ, который в сердце, и рана. Но я люблю и хочу любить, любить так же, как она, и поэтому я могу пять лет ждать той ночи, когда все огни погаснут, а её косы обовьют мои руки.
Кто любит, тот умирает спокойно. У кого есть Родина, тот, умирая если не за неё, то хотя бы-только в ней, на ней, умирает всегда уютно, как бы ребёнок, засыпая в мягкой и тёплой постельке, — хотя бы эта смерть была и в бою, хотя бы это и была смерть лётчика, упавшего с километровой высоты на каменистую землю. Только Родина даёт внутренний уют, ибо всё родное — уютно, и только уют есть преодоление судьбы и смерти.
Смерть и наслаждение, боль и радость, тревога и чудо рождения — вот пряжа, из которой соткана ткань человеческой любви.