Сидни Шелдон. Если наступит завтра

Каждый солдат воюет на своей войне. Джеф вернулся из Вьетнама с презрением к бюрократии и непреходящим возмущением властью. Он отдал два года войне, в которой нельзя победить, и его приводили в ужас разбазаривание денег, имущества и жизней. Джефа воротило от обмана и предательства политиков. «Нас втянули в войну, которой никто не хотел, — самое больше надувательство в мире».

0.00

Другие цитаты по теме

— В четырнадцать лет я сбежал из дома и после этого жил при луна-парке.

— В четырнадцать?

— Мне повезло. Я научился там уму-разуму. А когда началась война во Вьетнаме, попал в «зеленые береты» и продолжил образование. И основное, что я усвоил: та война была самой большой аферой. По сравнению с ней наши с тобой штучки — сплошное дилетантство.

— Иди сейчас поспи, пару часов, а потом звони, когда будешь мыслить трезво.

— Знаешь, что? Я-то, как раз, мыслю трезво. А вот ты нет, ты не можешь, потому что ты в миллионах гребанных миль отсюда, а я нахожусь здесь каждый день и я каждый день вижу все ужасы этой войны, которую ты и эти вероломные политики, сраные бюрократы, видите только на картинках! Так что не смей мне говорить, что я не в состоянии мыслить трезво!

— Я Трейси Уитни. — Она чуть не сказала: «Я была Трейси Уитни». У нее возникло кошмарное ощущение, что она лишается собственного «я».

Принц шел медленно, наслаждаясь открывшимся перед его глазами праздником красок. Он покровительствовал искусствам и любил живописцев, на полотнах которых оживало и становилось вечностью прошлое.

Когда с четырнадцати лет ты сам по себе, все быстро схватываешь. Сначала усваиваешь, что движет тобой, а потом начинаешь понимать, что движет другими. Афера подобна джиу-джитсу. Только в борьбе, чтобы победить, используют силу противника, а в афере — его алчность. Совершаешь первый ход, а все остальное он доделывает за тебя.

Амстердам — рай для туристов. Край мельниц и дамб, где двускатные крыши осеняют паутины отороченных деревьями каналов, и на плавучих домиках, украшенных ящиками с геранью, полощется на ветру белье.

После революции работу делают не революционеры. Её делают технократы и бюрократы. А они — контрреволюционеры.

Прежде чем покинуть купе, она долго смотрела на свое отражение в зеркале. Зеленые глаза создавали впечатление невинности, в выражении лица не было ни капли коварства, напротив, оно трогало своей незащищенностью. «Зеркало лжет, — подумала Трейси. — Я больше не такая. Я живу маскарадом. Но это увлекательный маскарад».

Ей казалось, что все сотрудники банка собрались поглазеть на нее. Мэй успела растрепать: уголовница вернулась. Трейси шла к выходу, высоко держа голову, но внутри обмирая. «Нельзя позволять творить с собой такое, — твердила она себе. — Все, что у меня осталось, — это моя гордость. Уж ее-то у меня никто не отнимет».