Люди!
Покуда сердца
стучатся, –
помните!
Какою ценой
завоевано счастье, –
пожалуйста,
помните!
Холодна вода не врятує від спеки
І випити пам’ять душа не дає
І очі твої то моя небезпека
І ті ж самі очі, то щастя моє.
Холодная вода не спасет от жары
И выпить память душа не позволяет.
Глаза твои — это моя опасность,
И те же самые глаза — это счастье мое.
Может,
слишком старательно
я по прожитым дням бегу…
Старые фотографии,
зачем я вас берегу?
Я счастлив, что могу сделать что-то в память о моем друге. Я надеюсь, что он увидит это и поймет, как я по нему скучаю.
Вспомним всех поименно,
горем
вспомним
своим...
Это нужно -
не мертвым!
Это надо -
живым!
Говорят, плохое держится в памяти дольше, чем хорошее. Неверно. Это придумали люди, живущие монотонной, однообразной жизнью. Они и в самом деле помнят больше плохое — их «хорошее» так однородно, так повседневно, так буднично, что его не упомнишь. Любая, самая мелкая неприятность — отклонение на их ровной, лишенной событийности линии жизни. Потому и запоминается. Но если линия ломана, если испещрена она всплесками, как развёртка на осциллографе, если счастье трудное, добытое, как говорят, в борьбе и невзгодах, если множество отрицательных всплесков венчается одним большим положительным, то и сам такой всплеск видится лучше, и память его удерживает много прочней.
Что ж, собираться начнем помаленьку.
В город уедем от непогод...
Надо бы в море бросить монетку,
чтобы вернуться сюда через год.
Здесь был спокойно и солнечно прожит
месяц, где так далеко до зимы.
Здесь были счастливы мы,
а быть может, нам показалось,
что счастливы мы.
Дело в том, что на моём письменном столе давно уже лежит старая фотография. На ней изображены шесть очень молодых, красивых улыбающихся парней. Это – шесть братьев моей матери. В 1941 году самому младшему из них было 18 лет, самому старшему – 29. Все они в том же самом сорок первом ушли на фронт. Шестеро. А с фронта вернулся один. Я не помню, как эти ребята выглядели в жизни. Сейчас я уже старше любого из них. Кем бы они стали? Инженерами? Моряками? Поэтами? Не знаю. Они успели только стать солдатами. И погибнуть. Я писал свой «Реквием» и для этих шестерых, которые до сих пор глядят на меня с фотографии. Писал и чувствовал свой долг перед ними. И ещё что-то: может быть, вину. Хотя, конечно, виноваты мы только в том, что поздно родились и не успели участвовать в войне. А значит, должны жить и помнить о погибших.
Память нам дана, чтобы сравнить век нынешний и век минувший. И счастье, переполняя мгновение, в услугах памяти не нуждается.
Cлайд с цитатой