Были там некогда двое постарше. Первый, якобы эпик (не издал ни одной большой вещи), пользовался славой в кредит. Кредитовали его все, но только не я...
Он исследовал влияние камней в моче Наполеона на исход битвы под Ватерлоо, доискивался, как воздействовало усиленное производство гормонов на коллективные видения святых, — тут он провёл пальцем вокруг головы, что должно было означать нимб, и рассмеялся.
Впрочем, людям всегда плохо. Тот, кто ищет покоя, тишины, благодати, найдёт всё это на кладбище, а не в жизни.
Меня ничто не волнует. Ничто. Только ты. Я должен тебя видеть. Должен смотреть на тебя. Должен слышать твой голос. И больше ничего мне не надо. Ничего. Я ещё не знаю, что будет с нами. Допускаю, что всё это плохо кончится. Но мне всё равно. Ведь важно только то, что я говорю, а ты слышишь меня. Понимаешь?
Слава — это пышное слово и огромный груз, настолько тяжелый и неудобный для того, кого мир наградил им, что подлинный артист часто предпочел бы освободиться от этой ноши. Но горе ему, если в тот момент, когда он будет уже не в состоянии нести ее, он во время не сбросит с плеч ставший непосильным груз и не удалится в тень! Горе ему, ибо он будет этим же грузом неизбежно раздавлен.
Безумие, простите, это не мешок, в который можно сваливать все людские поступки с непонятными для нас мотивами. У безумия имеется своя структура, своя логика поведения.
Когда-то я мечтала, чтобы мои портреты были на афишах. А теперь… лишь бы не на туалетной бумаге!
Cлайд с цитатой