Парикмахерша и чудовище (The Beautician and the Beast)

— Вы его отпустите?

— Это важно для нас. Это сделает меня политиком.

— Это сделает вас трупом. Народная масса не очень-то жалует смягчившихся бывших диктаторов.

0.00

Другие цитаты по теме

— Ты его знаешь?

— Конечно, это Вацлав.

— Наверное, новенький.

— Новенький? Он здесь уже 50 лет живёт.

— Ах, Вацлав, ну конечно, теперь вспомнил. Он шляпу сменил.

— Если ты будешь с ними общаться, ты поймёшь, они очень дружелюбные.

— Люди не очень ко мне добры.

— А ты пытался с ними поговорить?

— Нет.

— Доброе утро, Господин Президент.

— Ваша «Нью-Йорк Таймс» пишет обо мне предвзято.

— Не вините меня, я же не их редактор!

— Вы здесь, чтобы учить моих дочерей, а не забивать им голову мальчиками. Займитесь работой, и пусть это будет наша последняя встреча в этом кабинете. Идите.

— Простите. Этого больше не повторится. Хотите потерять детей, теряйте.

— Что? Что она сказала?!

— Она сказала, что что-то потеряла. Наверное, где-то обронила. Помогите ей найти!

— Не трогай мои усы!

— Хорошо. Не волнуйся. Многие великие люди носили усы. Гитлер, Сталин...

— Эйнштейн.

— Так вот на кого ты хочешь быть похожим? Чего ты боишься? Сбрей усы!

— Какой в этом смысл?

— На них остаются крошки.

— Неправда.

— Правда.

— Нет, не правда.

— Когда ты ешь пудинг.

— Неужели? А мне всё равно. Это мой имидж.

— Верно. Имидж чудовища. Ты ждёшь приезда всех этих дипломатов, тебе нужно хорошо себя преподнести. С ними у тебя устрашающий вид. Покажи им, что ты цивилизованный человек. Знаешь, когда Санни Боно сбрил усы, его избрали в конгресс.

— Но я ношу эти усы уже... 20 лет?

— И ровно настолько моложе ты будешь выглядеть.

— А это особое место особенное только для тебя или для кого-то ещё?

— Вот здесь я зарезал свою первую корову.

— Что?

— Мне было 10. Мой отец сказал, что я буду есть только то, что убью сам. У меня были только две палки и нож для масла. В тот день я стал настоящим мужчиной.

— Да, трогательная история...

— Кого я обманываю. Бритьё усов и приём никого не убедят, что я цивилизованный человек.

— Поэтому после десерта ты объявишь всем, что освобождаешь Александра Гурко.

— Что?

— Да. Большой сюрприз в присутствии больших гостей.

— Никогда!

— Неужели тебе не жалко этого парня? Из-за него весь мир настроен против тебя. Но, если ты проявишь своё великодушие и отпустишь его, ты станешь не просто президентом, ты станешь политиком.

— Очень интересно. Думаешь, получится?

— Конечно. Неожиданный, красивый жест.

— Или первый шаг к анархии.

— Нет, нет. Это первый шаг к осознаю того, что тебе не нужно быть тираном, чтобы люди шли за тобой.

— А почему ты ещё не замужем?

— Не то, чтобы мне не предлагали...

— Хочешь сказать, что твои родители позволили тебе отказаться?

— Просто у меня на Родине женщины сами себе выбирают мужей. Я выбрала себе Джона Кеннеди младшего, и пока он занят, я буду путешествовать.

Еще одна проблема, это наша любимая — коррупция. Политики даже любят называть ее болезнью. Тут я не совсем согласен, просто те, кто, собственно, болен, они чувствуют себя лучше, чем здоровые. Уж сколько мы с этой коррупцией не боремся, сколько не искореняем, она все крепче и крепче. Меня повеселило то, что наше руководство уговорило Европу выделить нам на борьбу с коррупцией деньги. Деньги на борьбу с коррупцией! Это вот, как если бы муж сказал жене: «Дорогая, я бросаю пить, но для этого мне нужна бутылка водки». И она верит, говорит: «Конечно, на. Но смотри, если выпьешь — больше не дам». А ему щас больше и не надо. Ему нормально. Ну в смысле, нам. Ну, в смысле, даже им. Тем, кто заболел.

Неверие в магию может заставить бедную душу верить в правительство и бизнес.

— Зачем помогать тем, кого ненавидим?

— Полагаю, мы берем пример с внешней политики Америки.